вышла из узкой галереи в более широкую. Повернула… Максим угадывал обратный путь в бункер. Наконец, Антон остановился перед железным люком, который очень легко было бы не заметить, так как он был утоплен в бетон.
– Вот вход. Достаньте трос, пожалуйста, – обратился Антон к одному из сопровождающих. Тот снял рюкзак и принялся копаться в чем-то позвякивающем. – Так просто люк не открыть, – продолжал Антон. – Монахи хитрую систему придумали: внизу там опять лестница, тебе, когда по ней вверх карабкаешься, только через люк вылезти можно будет. Следовательно, его надо открытым держать. А то посмотрел бы я, как эти немощные дети подземелья будут полчаса висеть на одной руке, другой пытаясь нащупать замок и открыть его… нет… тут люк на защелке.
– Как это? – спросил копающийся в рюкзаке.
– Не знаю, но сейчас посмотрим. По крайней мере, так объяснял нам второй, который там, на базе, остался.
– Вот, – сопровождающий протянул Антону свернутый бубликом стальной тросик с крючком на одном конце и с ручкой на другом. Антон посветил на потолок: вверх уходила недостроенная шахта лифта, по углам на пересечении с потолком галереи, с которого отслаивались тоненькие бетонные корочки и свисали характерные для любого подвала белесые, не тающие летом солевые сосульки, сочилась вода, казавшаяся черной и блестящей в светодиодном свете. Тут Максим заметил, что с краю в потолок была вмонтирована маленькая железная конструкция с валиком, отдаленно напоминающая блоки для строительных лебедок.
– Есть, – крякнул Антон, размотал трос и перекинул через валик. Минуту спустя на полу была найдена незаметная железная петелька, какие торчат из бетонных плит, для того, чтобы цепляться к крюкам подъемных кранов. За петлю зацепили трос. – А теперь отойдите все немного назад, сейчас увидите мегасистему. Миш, достань, будь добр, домкрат, сейчас я приподниму плиту, а ты туда его подсунь.
Трое отошли на пару шагов. Антон потянул ручку лебедки на себя, уперся ногами, присел на корточки, и часть пола стала подниматься. Конвоир с автомобильным домкратом наготове метнулся к образовавшейся щели между полом и бетонной плитой с люком, протиснул домкрат между этими двумя каменными глыбами и стал крутить коловорот, задевая рукою пол, от чего ему становилось неприятно, и он с шипением вбирал в себя воздух. Антон крепко привязал трос к одному из торчащих из стены креплению кабелей. В свете фонарей, заглянувших в образовавшийся тридцатисантиметровый проем, Максим увидел, что снизу к крышке люка приварена огромная железка с зубцом, цепляющимся за железный обод вокруг. Огромной она показалась, потому что от этого зубца, загибаясь вбок, чтобы не пропороть голову лезущего наверх, вниз на полметра уходила рукоятка, образовывавшая с зубцом рычажный механизм. Снизу достаточно было небольшого усилия, чтобы, потянув за рукоятку и поднажав вверх, открыть люк. При этом подковырнуть его сверху не удалось бы никому, даже при наличии лома и очень большого желания.
– Миш, останешься здесь, карауль, оружие при тебе?
– Так точно.
– Ну хорошо, Саша, Максим за мной.
– Миш, посвети, пожалуйста, на лестницу, а то не видно ни фига тут…
Тут из рюкзака появились веревки, карабины и вообще целый набор горно-туристического снаряжения. От этого на душе Максима стало чуточку полегче – страшно все-таки протискиваться в щель в полу в полумраке, на ощупь ища ногами маленькие скобы ступеней, зная, что там, под тобой, глубокая шахта с твердым и гладким бетонным полом. Первым полез Антон, за ним – Максим: по сложившейся традиции пленник не должен быть крайним. Залезали с большой дистанцией: вдруг кто-нибудь свалится, повиснет на страховке, а прямо под ним – голова другого человека. Спускающиеся в эту маленькую дыру напоминали парашютистов, привязанных тросом к телу самолета, замерших перед распахнутой в небо дверью в ожидании команды отправиться в свободный полет. Нет, под землей все же совсем не так, все наоборот, но противоположные вещи порой бывают в то же время самыми похожими друг на друга. Говорят ведь, что крайности смыкаются… вот и были они похожи на молодых бойцов десанта, хотя никаких парашютов за спинами не было, а за стенкой тоннеля простиралось вовсе не небо, а черно-коричневая глинистая московская земля, никогда не знавшая дневного света. Тоннель, скорее, был здесь отростком неба, уходящим под землю, как горы, стремящиеся достать до небес.
– Максим! – послышался из глубин замогильный голос Антона. – Полезай!
Максим боялся, даже несмотря на страховку. Он лег на живот, ногами в сторону отверстия между плитами и пополз туда. Карабин неприятно вонзился в тело. Носки ботинок первыми провалились в бездну и повисли над шахтой. Максиму мерещилось, что бетонная пасть вот-вот сомкнется и отрубит ему ноги… от этой мысли мурашки бежали по спине, хотя плита была прочно закреплена тросом и к тому же подперта домкратом. Но глупая и устрашающая мысль все же не покидала голову. Вот ноги целиком провалились вниз, и почувствовалась сила, тянущая остальное тело вслед. Максим застучал ногами по внутренней стенке шахты, пошкрябал, нащупывая ступеньку. Опершись, наконец, на скобу, он перевел дух. Потихоньку отталкиваясь ладонями от шершавого и влажного пола, он продолжал медленное погружение туда, где по проекту должен был ходить лифт. Когда значительная часть тела уже нависала над шахтой, Максим вдруг понял, что сейчас рухнет. Лицо его побледнело и перекосилось, хотя в темноте этого никто не заметил. Он вздрогнул, оттолкнулся ногами, больно ударился поясницей об острый угол плиты и встал таким образом в распор. Медленно он оторвал сначала левую руку от пола, согнул ее и переместил сначала ближе к телу, затем вниз, в шахту. Спина поползла по кромке бетона, в этот момент Максим крепко вцепился левой рукой в верхнюю скобу лестницы. Моментальным движением он перебросил туда же и другую руку. Теперь Максим полностью овладел собой и, крепко держась за скобы, стал медленно переступать со ступеньки на ступеньку. Вот, наконец, и дно. Антон уже поджидал его. Сверху карабкался замыкающий, и грязь с его ботинок летела на головы ожидавших. Прошло немного времени, и все были в сборе. Отстегнувшись от страховок, они пошли по короткой галерее до кирпичной стены. С виду нельзя было догадаться, что это не сплошная кладка – настолько аккуратно в свое время была замаскирована дверь в недостроенный бункер.
– Восьмой кирпич справа, пятый ряд… – пробормотал Антон, считая одинаковые прямоугольники кирпичей, – интересно, интересно, и ведь как профессионально сделано! Кто бы мог подумать, просидели буквально под носом у метрошников и наших лет эдак тридцать, если верить этому трагикомичному герою Чацкому, благородному бандиту подземной Москвы.
«Да, – подумал Максим, – это меня-то так легко напугать, что называется, раскусить, подчинить себе… интересно, как вел себя на этом унизительном допросе Александр Андреевич?» Антон в это время вынул из кладки указанный кирпич, который был разрезан вдоль и прикрывал штырь толстой арматуры, уходящий вбок, в кладку. Это была ручка. Потянув за нее, он медленно, с пробирающими неприятными звуками трущихся друг о друга кирпичей, открыл дверь. Вошли. Все оставалось как прежде, на своих местах, как видел Максим, уходя отсюда, за минуту до встречи с подземной группировкой. Чувство какой-то странной ностальгии окутало его, как только в полумраке предстали ящики склада, темный проход в соседний отсек, крупные ячейки старого тюбинга, сходящегося под высокими сводами. Но больше всего он ждал, когда попадет в жилую часть, казавшуюся теперь ему такой гостеприимной, с ее аккуратно прибранными нарами, книжным шкафом, выцветшими флагами, скрашивающими серость бетонных стен… Только дальше не хотелось, туда, к склепу и в длинную галерею, ведущую к лестнице в метро. Максим подумал, что даже если теперь у него и появилась бы свобода, то он вряд ли стал бы спускаться в подземку, особенно на «Смоленской». Скорее, и вовсе бы уехал из Москвы. Впрочем, судя по недвусмысленным намекам, именно так его судьба должна была в скором времени сложиться: путь лежал, по всей видимости, неблизкий – на Соловки.
– Вот это да! – Антон не скрывал своего удивления и во весь голос восторгался бункером. – Знаете, есть такая страша – Литва, так вот она после отделения от СССР весь свой бюджет, который у нее годов с двадцатых, ну, то есть, до вступления, был, из одного швейцарского банка разом получила: шестьдесят лет он там пролежал. Так вот, можно считать, что теперь мы получили чуть ли не весь бюджет дореволюционной России, и не правительство наше, а мы, мы!
Голос гулким эхом прокатился по ангарам, многократно отражаясь и усиливаясь.
– Сходи пока посмотри, как там дела со вторым выходом, то есть в метро, хорошо ли заделано? И на обратном пути гермуху закрой – все тут должно храниться в целостности и сохранности, перетаскивать
