Озлобленные потомки суворовских и скобелевских 'чудо-богатырей', не ограничились убийством живых героев, генералов и офицеров. Им захотелось оскорбить и умершего героя, ибо ими забыты не только христианские заветы, но и завет князя-язычника: 'Мертвые сраму не имут'.
Не менее позорное деяние совершено в местечке Славут, Волынской губрении. Здесь разгромленно богатейшее имение князя Сантике, того Сангушко, предки которого были современниками и сподвижниками известного в истории Православия в западном крае, князя Константина Острожского, того Сангушко, предок которого выведен в романе известного нашего романиста Всеволода Соловьева 'Княжна Острожская'. Богатейшее имение с дорогим зверинцем превращено в пустыню его замок, охотничий дворец, суконная фабрика. Громадные сосновые леса, тянущиеся непрерывно от г. Острога до Изяславля, на территории 3-х уездов (Острожского Изяславльского и Новоградволынского).
'Таких лесов, - пишет автор, хорошо знакомый с этим имением, - я не видел нигде в России, хотя не один раз проехал территорию России от границы Австрийской до Монгольской: представьте себе громачные лесные площади, обнесенные высокой оградой, где разводятся разные звери и птицы, данным давно исчезнувшие из других лесов Волынской губернии: лоси, олени, дикие кабаны, козы, фазаны, тетерева, рябчики и прочие' [17]
И все это превращено в пустыню.
Когда читаешь про такую дикость и жестокость, сердце обливается кровью, краска стыда покрывает лицо.
Жаль, бесконечно жаль гибнущую культуру...
Между тем, у большинства культурных людей такие сообщения газет вызывали сожаление только о гибели материальной культуры. А ведь это явление не случайное. Пренебрежение к материальной культуре вызвано, без сомнения, потерей представления о культуре духа. И это еще более серьезный симптом.
'Был храм, - писала в то время 'Русская свобода', - воздвигнутый веками и называвшийся Россией. Пришли неведомо откуда люди без роду, без племени, стали с яростью разрушать его. На место его ничего не поставили, кроме естестсенно выросшего от хозяйничанья одичалых толп сплошного вертепа'. [18]
Да, храм этот весь, весь осквернен! А, между тем, красоте этого храма, именуемого 'Святой Русью', дивились в свое, время все иностранцы, ему пели дифирамбы и Леруа-Волье, и Бирбек, и американский епископ Графти, и Мотт, и многие другие Этот храм носили в своем сердце лучшие русские люди: А.С. Хомяков, Ф.М. Достоевский, К и И Аксаковы, Васнецов, Нестеров и многие другие.
Этот храм стал домом разбойников! 'Во сколько же раз больше мы должны проникнуться сожалением о том, что народ наш из народа богоносца превращается в диких, озверелых людей? Не похоже ли наше сожаление о гибнущей материальной культуре на огорчение пророка Ионы по поводу гибели растения, спасавшего Иону от зноя? 'И сказал Бог Ионе. 'Неужели так сильно огорчился ты за растение?' Он ответил: 'Очень огорчился, даже до смерти'. Тогда сказал Господь: 'Ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого ты не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало. Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличать правой руки от левой и множество всякого скота?' (Ион 4, 9-11) Аналогия тем более, что 'скотов' стало не меньше.
Мы пожинаем теперь плоды тех антихристианских, а, следовательно. и античеловеческих, антиобщественных учений, которые так ревностно, с усердием, достойным лучшего применения, насаждались долгое время до этого на русской почве. Эти плоды, видимо и имел ввиду Н.В. Гоголь, который в 4-м пункте 'Завещания', накануне своей смерти, писал 'Соотечественники, страшно! Стонет весь умирающий состав мой, чуя исполинские возрастания и плоды, которых семена мы сеяли в жизни, не прозревая и не слыша, какие страшилища от них подымутся'. [19]
'Больших страшилищ, чем те, которые поднялись вокруг нас. - писал Ф Шушковский, - ожидать не приходится Что же нам остается делать? Где искать спасения? Теперь даже многие из людей, рационалистически настроенных, сознаются, что нет никаких естественных средств, которые спасли бы родину, что нужны сверхъестественные средства. Люди же, мистически настроенные, говорят, что наш народ в данное время болен духовной болезнью что эта болезнь есть не что иное, как одержимость, как беснование, поэтому и борьба с этой болезнью должна быть духовной - 'Сей же род изгоняется только молитвой и постом' (Мф 17. 21).
Мы не можем не повторить призыва глубоко верующего поэта (А.С. Хомякова), чуткая совесть которого болела при воспоминании об исторических грехах русского народа:
Хмельные мудростью земной,
Вы отреклись от всей святыни,
От сердца стороны родной'
За все, за всякие страдания.
За всякий попранный закон.
За темные отцов деянья,
За темный грех своих времен,
За беды все родного края,
Пред Богом благости и сил
Молитесь, плача и рыдая,
Чтоб Он простил, чтоб Он простил. [20]
Но большевики в Бога не верят.
В конце 1917-го года был создан специальный народный комиссариат имуществ республики, в задачу которого входила забота об охране художественно-исторических памятников страны [21]
12 апреля 1918-го года Ленин подписал декрет, в котором говорилось о снятии памятников, воздвигнутых 'в честь царей и их слуг' и о выработке проектов памятников в честь побед социалистической революции. [22]
При этом, в частных беседах, Ленин полагал, что в крупнейших городах следует оставить часть памятников российским царям, особенно, если такие памятники имели художественные достоинства. [23]
Это ленинское мнение не нашло отражения в практике большевистской работы. Великого начала в личности царей большевики не видели. Как не видели они величия и в личности В.С. Соловьева: в специальном 'Постановлении об утверждении списка памятников великим людям' 30-го июля 1918-го года имя В.С. Соловьева было вычеркнуто [24]
Большевики определяют величие людей другими мерками, видимо по массивности кулака и масштабам тупой звериной силы.
Пожалуй, единственное исключение из этой политики было сделано в 1967-ом году в Тбилиси был установлен памятник царю Вахтангу Горгасалу. [25] Но это ведь Грузия (ФРГ, как шутят некоторые Остряки - 'Федеративная Республика Грузии'), а не Советский Союз.
В одном из первых постановлений было категорически сказано: 'Памятники, воздвигнутые в честь царей и их слуг, подлежат снятию с площадей и улиц и частью перенесению в склады, частью использованию утилитарного характера' [26]
Доходило иногда до обычной уличной грубости. В первом же декрете об охране исторических памятников, в одном из пунктов говорится: 'Совет Народных Комиссаров выражает желание, чтобы В день первого мая были уже сняты некоторые наиболее уродливые истуканы (!) и поставлены первые модели новых памятников' [27] Это, что называется, рваться в рай с кулаками.
Культурное начинание осуществлялось в такой грубой форме, что даже литература широкого потребления посчитала бы для себя оскорбительным так невежественно отозваться о произведениях искусства. А в том, что за этими 'уродливыми истуканами' скрывались действительные памятники искусства, - нет сомнения.
Нет также необходимости дискутировать то, что значение памятника искусства не снижается от того, что содержание его наводнено тем или иным 'нежелательным' для кого-то значением. 'Последний день Помпеи' на все времена останется гениальным творением человеческим, независимо от того, что на ней отображен ужаснейший момент человеческой истории, так же как памятник Александру III или Николаю II сохранит свои достоинства чистого искусства в любых обстоятельствах, в первую очередь потому, что в нем запечатлены частица духа и мысли автора, художника.
