Оказавшись в долгожданном тепле, мы сразу же занялись приёмом дежурства, которое так не терпелось сдать старому наряду по роте. Для начала один новый дневальный встал на тумбочку у парадного входа. Сержант Сорокин вместе со старым дежурным по роте пошли в ружпарк, где им предстояло пересчитать по описи все стволы в пирамидах, сверить это оружие по номерам, прийти к одной итоговой цифре и в самом конце данной проверки сделать соответствующую запись в Книге Сдачи-приёма Дежурства по первой роте. И только лишь потом отправиться на доклад к капитану Перемитину.
У нас, то есть у дневальных задачи и заботы были не столь ответственными перед судом военного трибунала. Если из ружпарка пропадёт какое-нибудь оружие, то за это в первую очередь будет страдать да мучаться дежурный по роте… Ну, может быть и один дневальный, при котором и произошло несанкционированное проникновение в комнату хранения оружия. Но это было практически невозможно… Ведь дневальный не только вооружён ночью автоматом и одет в бронежилет… Он бдительно несёт свою боевую вахту и в случае необходимости сразу же даст достойный отпор… Если не спит… Причём, стоя… То есть, прислонившись к стеночке…
Именно здесь… То есть около этой самой стеночки и предстояло провести целые сутки двум молодым бойцам: мне и Вове Агапееву. Причём, в силу нашего юного по армейским меркам возраста, отсутствия крыши над головой и наличия в непосредственной близости ружпарка… Словом, нас обоих ждало трудное испытание…
Ведь казарма первой роты представляла собой длинное глинобитное здание, которое одним своим торцом выходило на наш батальонный плац. В этой части казармы имелся парадный вход-выход. То есть обычная двустворчатая дверь… А второй наш вход-выход был в тыльном торце казармы. Через парадное крыльцо рота выходила на всякие построения, а через заднюю дверь — для получения оружия в ружпарке или имущества в каптёрке, а также для многих других военно-бытовых моментов, начиная от удовлетворения санитарно-гигиенических привычек и непрекращающихся походов в солдатский сортир. Ну, и так далее…
Таким образом, наша казарма имела два входа-выхода и на каждом должны были стоять бдительные дневальные. Как минимум по одному, но зато круглосуточно. Точно такое же глинобитное строение принадлежало второй роте, расположившейся по соседству с нашей. В аналогичном военно-архитектурном стиле и в параллельном порядке были построены жилые помещения для третьей роты спецназа, а также роты матобеспечения… Ну, и всех остальных тыловых подразделений: зенитно-артиллерийской группы, роты минирования и автовзвода. Но по причине своей малочисленности эти тыловые структуры делили однотипные и длинные строения пополам, проживая в отдельности на своей части. Тогда как первая, вторая и третья боевые роты занимали целиком одно здание на каждое подразделение. Именно поэтому наши наряды были многочисленнее. Ведь в каждой из этих трёх казарм имелось по два входа-выхода.
Поэтому наряд по нашей первой роте состоял из одного дежурного и четырёх дневальных, которые разбивались попарно на каждый из двух входов-выходов родной казармы. Однако внутренняя служба возле парадного крыльца была гораздо приятнее. Ведь в той части казармы тумбочка дневального располагалась внутри тёплого помещения, тогда как наш «пост» находился снаружи казармы. То есть, «там» было сухо и тепло, а «тут» холодно и сыро. Дневальные с парадно-лицевого торца казармы обладали, в общем-то, привычным набором служебных обязанностей: иметь опрятный внешний вид, отдавать воинское приветствие всем командирам, вызывать в случае необходимости дежурного по первой роте, следить за сохранностью имущества подразделения да поддерживать везде чистоту и порядок. Вот и всё!.. Причём, эти функции» тем» дневальным полагалось выполнять в повседневной форме одежды. То есть без бушлатов… Утепляться им разрешалось только после отбоя…
А вот дневальные у второго выхода имели не только тот же самый перечень служебных обязанностей, но и дополнительные трудовые повинности. А именно: поддержание чистоты и порядка во внутреннем дворике первой роты, контроль за наличием воды и солярки в «полярисе» [12] и, самое главное, бдительнейшее наблюдение за целостностью пластилиновых оттисков печатей: дежурного по роте на двери ружпарка и старшины подразделения на входе в каптёрку. Ну, вот в принципе и всё…
Мы с Агапеичем прибыли к тыльному выходу. Володя «встал на тумбочку», то есть на небольшой деревянный квадрат семьдесят на семьдесят сантиметров, который и выполнял роль той самой «тумбочки дневального». Так началась наша внутренняя служба в составе наряда по первой роте.
Но сперва следовало принять наряд. Со старым дневальным я прошёлся по территории подразделения, проверяя чистоту и порядок. В темноте это было так нетрудно сделать… Ведь электрическое освещение имелось только над входом… Именно в том тусклом свете и «красовался» дневальный Агапеев. Но по истечению одного часа я заменил своего напарника на этом боевом «посту». Володя направился в столовую, великодушно пообещав мне «принести что-нибудь вкусненькое»… Ну, хотя бы кашки из той самой сечки…
— А то надоело одним хлебом питаться! — проворчал я вполголоса.
— Постараюсь, — отвечал Вова, отойдя уже метров на десять.
Солдат Агапеев сейчас спешил. Ведь сержант Сорокин уже подходил к столовой. А там уже вовсю трудился один наш дневальный, который таскал на столы бачки с кашей и чайники с вроде бы чаем. Дежурному же по роте полагалось самолично получить в хлеборезке лоток с буханками хлеба и тарелки с маслом да сахаром. Чтобы потом распределить все эти деликатесы по столам первой роты. Данный алгоритм мне уже был давным-давно знаком… Вот потому-то становилось неприятно… Ведь прапорщик Акименко до сих пор ещё не приехал…
Минут тридцать спустя я со своего поста наблюдал до боли знакомую картину: общая колонна первой роты под управлением сержанта Алиева подошла к столовой, остановилась и по команде двумя длинными вереницами справа-слева вошла в столовую. А через пяток минут наши солдаты стали выходить обратно… Первая рота, так сказать, уже поужинала…
— Строиться в общую колонну! — послышалась гортанная команда.
Это приказание, набившее голодную оскомину почти что уже всем… От одного звука громкого алиевского голоса, произносящего эти слова с характерным акцентом… От одного только вида нашего бравого «старшины»… От всего этого, как вместе взятых, так и по отдельности… Мой хронически пустой желудок начинала сводить голодная и долгая судорога.
Но именно таковыми были суровые реалии беспросветной молодосолдатской жизни… Нам досаждали не столько подлые и коварные душманы… А сколько свои… Большие командиры и малые начальнички… Безответственные руководители и прочие тыловые разгильдяи… Но самыми кровожадными и наиболее ненасытными являлись наши старослужащие «друзья-товарищи»… То есть, наши дембеля…
Моё голодное и тоскливое ожидание было вознаграждено появлением Бадодия Бадодиевича, который вернулся из столовой не с пустыми руками. Ему каким-то невообразимым чудом удалось раздобыть котелок картофельного пюре, фляжку чая, две банки «красной рыбы» и даже два жёлтеньких кружочка сливочного масла.
— Хлеб у меня за пазухой! — говорил солдат Агапеев, стоя за углом казармы. — Я в курилке зарубаю свою половину, а твою там же и оставлю.
Я не успел ему ответить, как Володя помчался дальше. Он и из столовой-то примчался короткими и стремительными перебежками, чтобы никто не заметил того, как молодой боец несёт из столовой какую-то еду. А оказавшись в спасительном полумраке нашего двора, где Вован спрятался от электрического света… Уж здесь-то риск должен быть самым минимальным… И поэтому мой напарник быстрым шагом направился в курилку…
Минут через пять-десять рядовой Агапеев заменил дневального Зарипова…
— Там!.. В самом углу! — сказал Вова вполголоса.
Я понимающе кивнул и без промедлений отправился в нашу курилку. Свой поистине царский ужин я обнаружил почти сразу. Под сплошным пологом масксети было темно, но зато тихо и безлюдно. Я быстро вскрыл резаком консервную банку «красной рыбы» и принялся есть. Килька в томатном соусе да картофельное пюре… Хоть и остывшее… Эта еда показалась мне верхом солдатского кулинарного искусства… Которое закончилось слишком рано… Но у меня ещё оставался тёплый чай… Правда, без сахара… Зато ведь с куском хлеба и порцайкой масла.
Проглотив всё это великолепие, я наконец-то почувствовал себя сытым. Данное ощущение казалось
