— Найдём белую краску и закрасим! — рассмеялся Бычков, отряхивая пыльную форму. — А ротный что скажет?
Я его понял прекрасно. Ведь этот отбеливатель был со второй палатки, тогда как у нас такового не имелось и в помине… Но сейчас не было ни командира второй группы, ни самой группы… Так что мы поступили правильно…
— Я думаю, что он сильно ругаться не будет. — предположил я. — пойду скажу ему… Уже можно…
Хоть я и поставил перед командиром роты уже свершившийся факт, но он действительно почти не возражал.
— Пусть отбеливатель на вашей палатке будет… пока во второй никого нет… а потом всё видно будет… Может вы им сами же и вернёте… Может со склада на них получим…
Его военная мысль вызвала у меня некоторые соображения…
— Если со склада будут выдавать новенький отбеливатель, то мы этот вернём! — моментально отреагировал я. — Мы его сохранили… Так сказать уберегли от порчи и полного уничтожения… Значит мы имеем моральное право…
Но Пуданов повторил упрямо:
— А там видно будет…
Я тоже продолжил свою борьбу за пока ещё несуществующие земные блага:
— Саня! Ты пойди и посмотри в каком он сейчас состоянии! Рваный и грязный… Если бы не мы, то бойцы его окончательно бы пустили на тряпки для чистки оружия или обслуживания техники в автопарке… Ты совесть-то имей!
— Она у меня и так уже есть! Мы сейчас делим шкуру неубитого медведя! — заявил мне обладатель столь ценного человеческого качества, проснувшегося в нём внезапно и очень вовремя. — Я же говорю: Там видно будет…
— Ну, ладно! — сказал я. — Но по правде говоря… ведь всё должно быть по-людски…
На этом человек с совестью и любитель людской правды заключили мировую… А там действительно всё видно будет… кто относится по-людски, а кто по совести…
Я отправился дальше… Проверять завершение работ и достигнутые результаты… Умывальник уже функционировал и мыльная водичка тонким ручейком стекала на дно сливной ямы. Отбеливатель был окончательно подвязан шнурочками в положенных местах, рваные прорехи прочно заштопаны, а нижние края выравнены в необходимых пределах. Вторая палатка демонстрировала несколько стопок раскладушек и матрасов, увенчанных рядами подушек, а также ровный пол и приятное пустое пространство. От пепелища остался лишь чёрный прямоугольник со сложенными в дальнем углу буржуйками, печными трубами с коленами, да большими армейскими термосами. Под навесом ружпарка в открытых ящиках возвышались боеприпасы разного калибра. Часть снаряжённых пулемётных лент лежала грудами на полу… Для них не хватало тары… Слишком уж много было в роте боеприпасов… Слишком…
Потом вроде бы самый толковый молодой солдат принёс мне для демонстрации итоги своего кропотливого ручного труда. Ему было поручено подготовить мишени для предстоящих стрельб. По причине всеобщего дефицита подходящих материалов требования выдвигались самые минимальные. Мишени должны быть грудные и делать их можно из чего угодно. Лишь бы они оказались достаточно прочными и темного цвета.
Но видимо я сильно недооценил солдатскую фантазию…
— Что, брат?!.. — озадаченно произнёс я, плавно переходя на ироничный тон. — Глаза не видят, но руки делают?!
В последнее время по телевидению усиленно рекламировали электротехническую продукцию заводов Всероссийского Общества Слепых… Мрачно-трагический и одновременно торжествующий голос диктора перечислял всевозможные розетки, выключатели и другие детали, убедительно подчёркивая напоследок их высокое качество и отличный дизайн… И завершающая фраза была просто великолепной… И каждый раз она звучала с разными нотками… То с высоким гражданским пафосом… То с заупокойно-гробовыми настроениями… То с коммерческой лукавостью… Как диктор добивался такого совершенства мы так и не могли понять… Но его слова… «Глаза — не видят… Но руки делают…»
В общем… Было над чем подумать… И посмеяться… В командирской палатке третьей роты…
И я сразу же вспомнил именно этот рекламный слоган, когда молодой боец принёс мне творение своих рук… Правда мои интонации оказались ближе к иронии и сарказму…[31]
В качестве исходного материала солдат использовал куски рубероида, как выяснилось, выброшенного кем-то за ненадобностью. На этот первый тревожный признак я поначалу даже не обратил внимания. Мало ли чего сейчас валяется в близлежащей округе? Лишь бы не взрывалось… а тут всё вроде бы нормалёк!.. Мишени лежали на вид очень добротные. Причём, внушительной по толщине кипе… Действительно всё было хорошо… пока я не взялся за верхний экземпляр…
Мои пальцы держали верхний правый уголок и я усиленно пытался понять те метаморфозы, произошедшие с висящей мишенью. Бесформенные куски рубероида и зияющие дыры… Всё это «чудо» держалось за счёт небольших стыков, готовых окончательно разорваться в любую минуту…
— Это что такое? — Я перевёл свой командирский взгляд на достойнейшего последователя стиля Пабло Пикассо.
Тот со свойственной всем художникам стеснительностью, скромностью и подкупающим прямодушием ответил честно и правдиво:
— Это мишень!
Я присел и положил эту солдатскую абстракцию на землю. Боец мигом состыковал все куски и передо мной лежал опять прямоугольный кусок рубероида. Причём, в виде грудной мишени… Что ж!.. Каждый по своему представляет наш разнообразный мир!..
Но, как оказалось, это ещё были цветочки! Первый и самый верхний образец являлся разумеется самым лучшим… Остальные так сказать мишени в подвешенном состоянии то вытягивались ёлочными гирляндами, вырезанными пьяным психопатом… То лохматились уродливой гроздью абстрактных ошмётков… То попросту рассыпались…
А солдатик оказался настоящим кудесником… Пока я изумлённо молчал, он быстро принимал из моих застывших рук свои бесценные творенья и через несколько секунд на земле вновь возникали грудные мишени…
— Да-а… Эмиль Кио всё-таки загремел в армию…
Я посмотрел на нестройный ряд «шедевров» и прекратил цирковое представление, пока нас не засмеяли дембеля, контрактники, весь батальон, а потом и сбежавшиеся со всех гор боевики… Ведь пока наши солдаты и офицеры будут валяться от смеха, гордые чечены могут не понять юмора и оскорбиться за такой вот «образ врага»…
— Хватит! — сказал я бойцу. Ты не мог найти что-нибудь другое? Мешки бумажные… Или листы железа… Ну, хотя бы камеры резиновые…
— Нет. — печально вздохнул боец. — Ничего нету…
Я понимал его грусть. Он всё-таки старался… И искренне надеялся на то, что эти мишени непременно будут держаться на фанерных щитах, какие он видел на бригадном полигоне… Где гвоздичком, где кнопочкой, где щепочкой… Но этот рубероид можно же закрепить… Однако на местном стрельбище имеется лишь отвесная стена, на которой и размещаются мишени…
— Хорошо… — Я наконец-то нашёл метод как имеющийся абстракционизм усовершенствовать и превратить в модернизм. — вон там есть банка со старой краской. Видишь? Иди и посмотри!
Вскоре солдат всё-таки нашёл в куче барахла у ружпарка трёхлитровую банку и притащил её в «студию».
— Шомполом расковыряешь верхний застывший слой. — я осторожно надавил на него пальцем. — Видишь? Прогибается… Значит там внизу есть чёрная краска… Выкладываешь одну мишень, смазываешь её толстым слоем краски и накладываешь на неё вторую мишень. Понял? Смотри, чтобы все куски были подогнаны… И сразу же их прижимаешь друг к дружке… Убираешь в сторонку и приступаешь к следующей паре… понятно? Ну, давай… вперёд…
