положения приходится считаться. И солдату достаётся уже не восемь положенных часов для сна, а гораздо меньше…
И всё же я в лишний раз убедился в правильности этой моей аксиомы. Невзирая на дополнительный час сна до семи часов утра, не только мои молодые бойцы, но и дембеля с контрактниками выглядели после подъёма невыспавшимися и несобранными. Да и остальные подразделения нашего батальона, которые тоже занимали ночью оборону на своих рубежах, представляли собой сборище полусонных ротозеев и неумелых рукосуев. Но борьба за выживание во время завтрака, а затем и в гораздо большей мере разнос комбата за выявленные ночью недостатки сделали своё дело, и после развода все военнослужащие стали ощущать себя очень бодрыми и энергичными.
Утром дежурный по части вместе с десятком приданных ему бойцов разыскал места попаданий миномётных снарядов. Что было в общем-то недалеко… Все три мины разорвались рядом с буграми с разрушенными радиолокационными станциями, которые находились метрах в стапятидесяти от казармы второй роты. Место это было вполне безлюдное даже днём, не говоря уж про ночное время. Но этот обстрел мог быть лишь пристрелочным…
Как бы то ни было, но о предотвращении подобных инцидентов сейчас должна болеть голова комбата Сухова, а у нашего брата и звёздочки помельче, и масштабы поменьше и заботы попроще…
Утром мы вновь направились на запасную взлётно-посадочную полосу аэродрома, расположенную в непосредственной близости от нашего батальона. За время моего нахождения на новом месте службы подбитые самолеты Л-29 подверглись ещё большим разрушениям от рук военных любителей экзотики и их разбросанные на земле обломки мешали нам проводить занятия на грунтовом покрытии. В результате этого группа тренировалась на твёрдом покрытии взлётки. Сегодня я взял с собой лейтенанта Винокурова, который хоть и обладал хорошими знаниями в тактике действий десантных подразделений, но это было немного не то… Воздушно-десантные войска конечно являются родственными соединениями, но с ними мы имеем общими только лишь форму одежды, парашютный способ десантирования личного состава с соответствующим этому обстоятельству праздник 2-го августа и, само собой разумеется, боевой дух… Во всём же остальном наши военные предназначения и возможности сильно отличались. У них одни задачи, у нас — другие…
Поэтому молодой лейтенант испытывал потребность в получении дополнительных тактических навыков и специальных знаний. И он вполне добросовестно и старательно занимался вместе с остальными солдатами. Какое-то время я находился рядом с Винокуровым на месте командира группы, а затем я оставил его одного в этой роли и далее руководил занятием со стороны.
После обеда группа занялась уже привычной чисткой оружия под контролем лейтенанта Винокурова, а я стал готовиться к заступлению в караул вместе со своими старослужащими. По словам Пуданова это был якобы мой последний наряд в бесконечной их череде. Дальше в караул командиры групп первой роты должны заступать строго по очереди.
Несмотря на мои возражения, Иваныч принял решение всё-таки отпустить моего заместителя прапорщика Меркулова в ежегодный очередной отпуск, который вместе с различными прибавками перевалил аж за сорок суток. Меня это откровенно возмущало. Мало того, что он тут попросту отбывал номер, так ещё и балдеть будет сверх нормы… Но у Пуданова, видимо, существовал сепаратный договор с прапором по поводу превращений его дачных «подвигов» в беспрепятственное убытие в отпуск в обход командира группы… Точно не знаю… Но по возвращению прапора в роту я пообещал ротному принять все меры по увольнению бестолкового балласта… Иваныч по этому вопросу со мной не спорил и во всём соглашался.
Составив список личного состава караула и поручив Шумакову подготовить радиостанции, я на целый час завалился на кровать в слабой надежде уснуть среди этого шума и гама. Поскольку вавилонское столпотворение в канцелярии не прекращалось ни на минуту, то слабые надежды на сон оправдались полностью и мне удалось лишь чуть-чуть подремать.
Уже сидя вечером за столом начальника караула я долгое время раздумывал идти мне на ужин или же махнуть на него рукой. Сегодня был день рождения командира третьей роты Юры Денисова, который решил отметить это дело с широченным размахом. Причём в офицерской столовой и во время ужина, благоразумно совместив приятное с полезным. Меня совершенно не прельщали уже закупленные в большом количестве напитки и всякие деликатесы. Я бы с гораздо большим удовольствием посидел бы с Юрой за бутылкой водки с банкой тушёнки и разрезанной на дольки луковицей на ломтях черного хлеба. После незапамятных событий на собрании офицеров, где я так слабенько сопротивлялся многочисленным затравщикам, доказывая своё совсем не верблюжье обличье… С тех самых пор я не любил бывать на всеобщих посиделках и сборищах… Чтобы не сидеть за одним столом с теми самыми загонщиками и охотничками… Слишком уж горьки и свежи были воспоминания…
Но голод далеко не тётка. Да и Юрку как-то не хотелось обидеть своим отсутствием… И я пошёл.
Полупридушенная досада и недобитая обида сыграли со мной небольшую шутку. Уже на подходе к столовой мимо меня в полумраке прошла худая и долговязая фигура, не пожелавшая откозырять как положено. Со внезапно вспыхнувшей злостью я правой рукой поймал его за плечо и развернул к себе лицом.
— Почему честь не отдаём старшему по званию? А-а?
— Извините, товарищ старший лейтенант. — ошарашено ответил военный и поднял правую руку к головному убору.
Только теперь, находясь к нему лицом к лицу, я узнал по впалым щекам и кавказским чертам прапорщика из второй роты. Мне его доводилось видеть крайне редко и поэтому немудрено было не опознать его в ночной мгле.
— Извини… Братуха. Не разобрал в темноте. — пробормотал я, сгорая со стыда из-за своей чрезмерной агрессивности.
— Да ничего страшного. — сказал прапорщик и расправил свой бушлат. — Бывает.
Мы уже разошлись по своим дорогам, а я продолжал себя ругать за несдержанность характера. Всё то, что произошло со мной полтора года назад уже должно быть мной забыто хотя бы с той целью, чтобы оно не мешало мне же в дальнейшей жизни. Ведь у человека бывают не только головокружительные взлёты, но и неприятные падения… И надо находить в себе новые силы для преодоления печальных результатов…
С такими мыслями я решительно взялся за дверную ручку и вошёл в столовую. И тут моей смелости слегка поубавилось — именинник сидел во главе длинного стола рядом с комбатом и посреди его же свиты. Подойти к Денисову я так и не решился, а потому лишь кивнул ему издалека и стал выискивать свободное место. Помимо длинного стола ближе ко входу имелся ещё и другой — наполовину короче, где все места уже были заняты. Зато за длинным всё ещё виднелись вакантные промежутки между гостями. Я выбрал нужное направление и уселся как раз напротив Пуданова и наших лейтенантов.
— Всё нормально там? — майор Пуданов не преминул поинтересоваться обстановкой в карауле.
— А как же! — коротко ответил я.
В такой предпраздничной атмосфере много говорить как-то не хотелось. Все присутствующие перебрасывались негромкими фразами и ни к чему не притрагивались. Участники предстоящего пиршества ждали того момента, когда прибудут все задержавшиеся и командиром будет дана соответствующая команда. На столах приятно радовали наши взоры тарелки с копчённой колбасой и аппетитным сыром, печеньем и конфетами, оранжевыми апельсинами, краснобокими грушами и жёлтыми бананами. Из маринадов да солений присутствовали всё те же дары гуманитариев — трёхлитровые банки с зелёными помидорами и перезревшими «огурчиками»… Горделивыми особами возвышались бутылки коньяка и водки, шампанского и далее по рангу: вина, пива, колы и минералки. На фоне такого изобилия вкуса принесённые солдатами-официантами горячие блюда от стыда приобретали ещё более невзрачный вид: традиционная каша-сечка бледнела до неприличия, а кусочки тушёнки под пренебрежительными взглядами сами по себе съёживались, тихонечко усыхали и даже скукоживались. Стаканы стояли пустые и чая в них не наливали. Военные бутерброды в виде ломтика хлеба с кружком масла отсутствовали вовсе.
«Гулять… Так гулять! — подумалось мне от такого приятственного зрелища. — Вот это Юра закатил банкет! Сколько же ему?..»
— Тридцатник! — ответил Пуданов на этот мой вопрос, повторённый уже вслух. — Вся зарплата
