подчинённых и командиров, случайных товарищей в форме и мимолётных военных попутчиков в разных бортах или поездах…
А вот он меня помнил и даже указал моё постоянное место в строю роты…
— Ты всегда был правофланговым в самой последней шеренге.
— Точно! — засмеялся я. — И от начальства подальше, и вся обстановка на виду… Никогда не любил ходить в середине колонны…
— Товарищи офицеры! Я командую… — после этих слов десантный капитан быстро оглядел поле битвы. — Кружки — к бою! За воинское братство!
Мы безоговорочно отдали должные почести этому священному понятию, как одному из столпов непобедимой обороноспособности страны. Затем настал черёд славы российского оружия, символизирующей немеркнущие во все времена достижения военно-промышленного комплекса государства. Потом сполна вознесли хвалу в честь русских офицеров, как основоположников всех блистательных побед наших войск. Далее соблюли древние традиции и почтили память всех наших предков, отстоявших с оружием в руках свободу и территориальную целостность России. Вспомнили и о кузницах военных кадров, подготавливающих достойную смену командного состава.
А вот на тосте за наших славных подчинённых случилась заминка…
— Боеприпасы на исходе! — сообщил нам голосом десантный капитан. — Требуется организовать срочный подвоз снарядов…
— Это последний залп и всё! — почти радостно произнёс Иваныч. — На сегодня бой заканчивается…
— Нам завтра готовиться надо… — почти твёрдым тоном сказал я, стараясь изо всех сил поддержать решение ротного. — Мы должны…
— Отлично! — лужёная глотка посечённого десантника воспроизводила слова и целые фразы абсолютно без каких-либо искажений. — Тогда мы по приказу товарища майора производим крайний на сегодня залп! И продолжаем завтра боевые действия!
Не знаю как Пуданов, но я невольно вздрогнул… Моему организму и сегодняшних испытаний оказалось предостаточно. Ведь я только из караула вернулся, то есть после бессонной ночи… А на следующий день мне были бы очень полезны долгий отдых и всеобщее оздоровление… А тут надвигалась такая провокация…
— Нет! — твёрдо возразил командир роты. — Завтра нам нельзя! Приходите в гости дней так через двенадцать-тринадцать. Тогда и продолжим…
— Договорились! — согласился крепкий на все случаи жизни капитан. — А сейчас пьём за подчинённых… Лично я — за здоровье своего сержанта! Отправили сегодня в госпиталь… Эту заразу…
Мы подвергли свои тела и души крайнему на данный вечер испытанию на прочность и уверенно отложили кружки в сторону.
— А что с ним? — спросил я, остужая горящий пищевод прохладным рассолом.
— Ты на утро оставь! — возмутился ротный. — Что мы завтра будем пить?
— Товарищ майор! Физическая зарядка — это самое лучшее средство от похмелья! — Сообщил ему я. — Проверено на себе не один раз!
Но трёхлитровую банку я всё же убрал под кровать, чтоб более никого не соблазняла… Всё-таки это было пожелание командира роты…
— А мы сегодня самолётные катапульты обезвреживали! — произнёс десантный капитан. Там же рядом со взлёткой столько реактивных спарок находится…
— Л-29… - подсказал я. — Учебно-тренировочные…
— Мы там каждый день занимаемся с группой… — сказал лейтенант Винокуров.
Он тоже держался молодцом и сидел уверенно, ни к чему не прислоняясь. Лейтенант же Михаил как подпёр сначала плечом стенку да так по ней и сполз вниз…
— Видели-видели вас… — продолжил десантник. — Так вот! Самолёты эти вроде бы раскуроченные, но катапульты в них остались. И срабатывают ведь они от порохового заряда, который до сих пор никто не обезвреживал. Позавчера какой-то умник перегнулся в кабину, увидел красную ручку, ну, и дёрнул её… Короче, голова улетела в небо вместе с катапультой, а тело отбросило метров на пять… Вот и приказали мне ликвидировать эту пакость. Я отобрал самых толковых бойцов во главе с этим сержантом, лично показал им как нужно привязывать кусок двухметровой стропы к красной ручке и всё… Больше от них ничего не требовалось — дёргать за стропу мы должны были вдвоём с Андрюхой…
— Так точно… — старлей даже покачал головой.
Правда, сперва он качнул головой лишь пару раз. Сверху вниз и опять… А потом его отяжелевшая голова качалась дальше почти самостоятельно.
— И вот только отправил я их выполнять приказание, а сам уже привязал первую стропу к ручке… Как слышу… Ба-бах! И вижу, что вверх летит катапульта, а в ней сидит кто-то из моих бойцов!.. Бегу… Смотрю на ходу вверх, а он там кувыркается…
— Она же невысоко подлетает…
Но слова Иваныча вызывают лишь отрицательные жесты…
— Нифига подобного! Она взлетела метров на тридцать! Это точно я тебе говорю… — в горячке доказывает капитан. — Подбегаю. А это кресло уже упало на землю… Гляжу! Сиденье снизу, а на нём лежит мой же сержант… Без сознания… Ну, вызвали доктора с носилками… Шум поднялся… Комбат мой прибежал, поругался и побежал докладывать о ЧП КэПу…[42] Ну, думаю, сожрут меня сейчас с потрохами… А тут ещё сержант очнулся на носилках… Лежит и стонет… Я нагибаюсь над ним и спрашиваю: Что, зараза, довыделывался?!.. Я же вас лично инструктировал!.. А он смотрит на меня невинными глазками и вполголоса отвечает… «командир! И так х. ёво! Хоть ты не подъё. ывай!..» А я его чуть ли не убить готов был… Не за нарушение субординации, а за его идиотизм…
— Так он, значит, уселся в сиденье лётчика и дёрнул за красную ручку? — поражается Винокуров. — Это же дурость…
— А вот ты и скажи ему! — хохотнул капитан. — Сержант насмотрелся этого фильма… Крепкий орешек — два… И решил точно также вые. нуться! Но там же кино! И парашют у этого полицейского раскрылся в верхней точке полёта, а потом он приземлился спокойно… А здесь же Чечня… Никаким кино и не пахнет! Там самолёт «Боинг» здоровенный, а здесь учебный… Хорошо, что он приземлился сиденьем вниз! Живой остался! Но позвоночник, говорят, повредил сильно… увезли его в госпиталь… Пообещали ему писать письма… Идиоту…
— А потом что было? — задаю я вопрос о дальнейших событиях и неминуемых последствиях для командиров.
— А мы с Андрюхой затем целый день собственноручно привязывали стропы и тут же их дёргали… Все катапульты обезвредили…
Голос капитана грустнеет, отчего становится понятным то, что наказание от вышестоящего начальства до них пока что не дошло…
— А сколько же там самолётов было? — интересуется Винокуров.
— Да чуть поболе тридцати… — говорит старлей-десантник. — Точно мы не считали…
— Да-а… — со вздохом произносит Пуданов. — У нас пока такого не было…
— Своих клоунов хватает… И фокусы у них совсем другие… — тоже невесело говорю я.
Постепенно разговор угасает и нас начинает медленно клонить в горизонтальное положение. Видя это безобразие, крепкий капитан и его младший брат собираются в свою роту… Мы тоже поднимаемся и я машинально одергиваю вниз полы своей новенькой горной куртки тёмно-серого цвета…
Это моё телодвижение не остаётся незамеченным…
— Слушайте! А где у вас можно такую форму достать? — вдруг спрашивает посечённый осколками десантник. — А то нам кроме камуфляжа ничего не выдают. Хватает его только на один выход… А у вас…
— Это горное обмундирование! — гордо произносит Иваныч. — Куртку можно хоть сверху носить, хоть в штаны заправлять… Комбинезон получается…
— А как можно такое достать? — настойчиво повторяет капитан.
Я усиленно молчу, стараясь не вмешиваться в этот интересный для них диалог. Мой ум уже смекнул,
