И опять мне следовало похвалить солдата за его смекалку и сообразительность.
Молодец, Полуничев!..
Я вновь замолчал, уступая очередь сознательному разведчику, который не заставил себя долго ждать.
— Я-а-а..
Через минуту дедушки и дневальные перестали смеяться и опять стало тихо.
Мой голос теперь стал серьёзен и строг:
— … а лично вы всё время служили в первой группе первой роты? А-а-а?.. Я не слышу ответа, Полуничев!
Старослужащий солдат никак не мог вспомнить события десятимесячной давности, но свой непременный клич он всё же издал…
А мне пришлось повысить голос, поскольку ответ так и не прозвучал…
— Молчите? А я вам напомню, что вы попали в разведгруппу спецназа лишь в конце февраля этого года… А теперь, Полуничев, постарайтесь вспомнить, кем же вы были до того момента, когда вас взяли в боевое подразделение…
Тут Полуничев робко, но кое-что припомнил:
— Я работал в столовой…
И всё-таки нужно соблюдать правила игры, а то он и так пропустил уже свое второе сольное выступление…
— Ну, что, Полуничев… А память-то ваша проясняется… Но я чего-то не слышу…
Военная ария прозвучала почти мгновенно.
— Я-а-а!
Хоть солдатское соло и прозвучало в сопровождении хора ржащих дембелей, мой слух тем не менее уловил какие-то посторонние звуки. Я оглянулся на подкравшегося сбоку к строю прапорщика Меркулова, показал двумя пальцами быстро шагающие ноги и энергичным жестом указал ему дальнейшее направление. мой заместитель прочавкал позади бойцов и вновь растаял в ночи. Я опять повернулся к Полуничеву.
— Уже лучше… Если вы позволите, то я уточню ваше прежнее место службы…
Я не являлся любителем выяснений отношений между людьми, но в данном случае было крайне необходимо назвать все вещи своими точными и верными именами. Мои лёгкие уже наполнились хорошей порцией морозного воздуха, но мне помешали…
— Я был кочегаром. — Быстро проговорил дедушка, не дожидаясь моей подсказки.
Я картинно развел руками и продолжил играть свою главную роль в этом военном спектакле.
— Вот и пропал склероз! Правильно! Рядовой Полуничев тогда…
— Я-а-а…
— … являлся кочегаром на полевой кухне. То есть подливал постоянно солярку, когда повара готовили солдатскую пизчу.[13] И ходил тогда солдатик Полуничев в промасленном и зачуханном обмундировании, а «ликом он был чёрен и ужасен»… Это я классика цитирую… И ни на что большее он тогда не был пригоден в нашей российской армии.
Тут меня перебили…
— Это было давно… И по молодости, — приосанился Дембель Полуничев. — а сейчас я уже другой…
Не обращая внимания на его реплику, я продолжил свой монолог:
— И вот хотелось бы спросить вас сейчас, рядовой Полуничев… Не слышу…
— Я-а-а! — изо всей мочи гаркнул солдат.
Я удовлетворенно кивнул на ходу и вновь поинтересовался у него:
— Хотелось бы полюбопытствовать… Так кто же вас, черномазого и замызганного кочегара полевой солдатской кухни, взял в боевую разведгруппу специального назначения и лично вручил в ваши закопчённые руки настоящее… То есть боевое оружие?
У дедушки почему-то сел голос и он произнес еле слышно:
— Вы…
В этот момент я уже стоял прямо перед ним и с трудно скрываемой яростью цедил сквозь зубы:
— Я не расслышал… Да и твои товарищи хотят узнать тебя получше… Кто тебя взял в группу?
Стало тихо и я в упор смотрел на бывшего истопника.
— Вы-ы… Лейтенант Зарипов, — громко и с вызовом произнес он.
— Правильно! — отчётливо и ещё громче подтвердил я.
Наступал так называемый момент истины и сейчас нужно было без сожалений и раздумий расставить все истинные ценности армейского бытия на свои настоящие места, доказывая и показывая Полуничеву и всем остальным дембелькам, то, кто же они такие есть на самом деле.
Я спокойно набрал воздуха в грудь и приступил к самому главному:
— Ты мне тогда клялся, что будешь землю грызть, но выполнишь любой ценой каждое моё приказание… Я взял тебя в свою группу и надеялся на то, что из тебя получится нормальный разведчик. А ты тут передо мной теперь харкаешься, как облезлый верблюд!? И скажи мне, положа честно руку на сердце… Кто ты после всего этого такой?
Полуничев подумал немного и без видимого смущения с апломбом заявил:
— А сейчас я — дембель спецназа!
Я лишь усмехнулся такому новому званию…
— Это ТЫ так думаешь… А на самом-то деле ты как был постоянно грязным чмырём-кочегаром, так ты им и остался… Конечно у тебя сейчас камуфляж чистый и личико незакопчённое, но в душе и по своей сущности ты остался чма-ту-рой!.. Понял меня?
Полуничев обиженно зашмыгал носом и возразил:
— Я не был чмырём…
В ответ ему сначала последовал пренебрежительный взмах моей руки.
— Это ты у себя дома будешь рассказывать… Если бы я не взял тебя тогда к себе, то ты до сих пор так и топил бы свою кухню… Но мне в то время были нужны люди… А теперь закрой рот и больше не вякай… Ты даже не был хотя бы на одном боевом задании.
— Меня не брали.
— И правильно, что не брали… Кому ты такой нужен… Вот Шатульский, он сейчас в АГС-чиках, так он со мной ходил на реальные засады и поиски, хотя и был молодым. Нормальных пацанов видно всегда, и по дембелю, и по фазанке, и по зелёной духанке… Ясно? Так что не надо мне рассказывать сказки, что под увольнение каждый солдат становится заслуженным дедушкой.
На этом месте теоретическую тире нравоучительную часть ночного занятия можно было закончить и вновь приступить к её чисто практической фазе.
— Надеюсь, что все вы меня поняли… Будем убирать мусор и ломать нары в палатке? Молчите? Ну тогда с Богом! Бегом марш.
Строй нехотя тронулся в путь и медленной трусцой «умчался» вдаль по дороге. Я оставался на своём месте минут пять, размышляя и анализируя всё произошедшее…
Нет… И Полуничев не подходил на роль глубоко затаившегося главаря банды. Какой-то поддержкой он всё-таки пользовался среди пришлых товарищей, но скорее всего в качестве всезнающего местного аборигена… И тем не менее он занимал одну из срединных ступенек на не очень-то длинной лестнице суровой солдатской иерархии. Скорее всего, в группе было несколько авторитетов, вокруг которых и кучковался остальной контингент дембелей…
На моих часах была уже половина первого ночи. Я поднял меховой воротник и стал дожидаться очередного возвращения упрямых строптивцев. У шлагбаума они теперь не задерживались и мимо меня в обратном направлении «просвистели» всё с той же вызывающе-медленной скоростью и с прежней дружно-шлёпающей «рысью». Никакие угрызения совести меня теперь не мучали, поскольку моё дело было правое… И теперь им можно было заниматься, сколько моей душе будет угодно… Что я и делал…
Время текло и текло. Под неустанным контролем своего бдительного командира группы прапорщик Меркулов месил грязь исключительно на обочине и к утру должен был либо протоптать хорошую тропинку, либо же набить кровоточащие мозоли уже и на второй ножке, чтобы затем с честными глазами требовать от
