Он связался со Стукаловым в Нью-Йорке и переложил на него часть вины, потом переговорил с советским представителем в ООН, после чего потащился докладывать послу о том, какие их ждут осложнения. Посол высказал мысль, которая давно уже должна была прийти в голову Голицына. Если Свердлов собрался бежать, возможно, он прихватил будущим хозяевам подарок? Не пропало ли что-нибудь из секретных папок?.. Перед ними еще не предстал заикающийся и вспотевший чиновник, а Голицын уже знал ответ. Они пошли вместе в «секретку», и посол открыл сейф; генерал стоял рядом. Начальник отдела сказал, что утром Свердлов брал отсюда папки, и подал послу ту, которую держал в руках Свердлов. Сразу же обнаружилось, что вместо документов, которые раньше были подшиты в папке, там лежат совершенно другие бумаги: длинная справка от кадровика и график отпусков старших офицеров КГБ из Вашингтона и Нью-Йорка.
Отсутствовали последние донесения Синего. Это значило, что перехода нужно ждать на Барбадосе. Как сказал посол, Свердлов захватил своим хозяевам подарок. В результате КГБ неизбежно потеряет самого важного, после Филби, агента. Голицын был готов зареветь как раненый зверь, однако в комнате, где стояла эта группа людей, воцарилась тишина, говорившая выразительнее слов. Ее нарушил Голицын.
За всю свою жизнь он принял всего лишь два важных решения, не спрашивая мнения высшего начальства. Тогда, когда прятал книжки своего школьного учителя и когда поднял красный флаг и призвал свой полк идти на Петербург.
Это решение было третьим по счету и, вероятно, последним.
— Я не могу ждать указаний Панюшкина, — сказал он. — Свердлов выкрал содержимое папки Синего. Его нужно остановить.
Никто не ответил. Посол посторонился, и Голицын пошел назад к себе в кабинет.
Несколько позже из Сан-Франциско вылетел чартерный самолет с четырьмя пассажирами на борту. Он прибыл в аэропорт «Сиуэйз» на острове Барбадос в пять часов утра. Все четверо пассажиров имели канадские паспорта. Они сообщили заспанному таможеннику, что совершают путешествие по островам Карибского моря. Судя по виду, это были очень состоятельные люди, один из них казался подвыпившим. Они уехали после долгих препирательств, споров и жалоб, наняв автомобиль и назвав адрес самого шикарного на острове отеля, который построил на его атлантическом берегу Сэм Лорд, рабовладелец и контрабандист, сыгравший в истории Барбадоса заметную роль. Вот что слышал таможенник. Только потом, когда началось расследование, стало известно, что никто в «замке» Сэма Лорда не видел и не слышал о ком-нибудь из прибывших.
В аэропорту «Сиуэйз» они приземлились, когда уже стемнело. Ночь была черна как китайская тушь; не было и в помине ярко светившей луны, которая запомнилась Джуди, но звезд над головой — видимо-невидимо. Дул приятный пассат, прохладный и постоянный, шевеля верхушки деревьев. Сойдя с бетона аэродрома, они увидели большие лужи воды на земле. Наступил сезон дождей, она совсем об этом позабыла. Свердлов взял ее под руку и шел быстро и широко, заставляя ее прибавить шагу. Воздушное путешествие показалось им очень долгим, а короткая буря над Карибским морем доставила массу неудобств при снижении, когда самолет стало бросать из стороны в сторону.
Худшего испытания она еще не переживала, даже по сравнению с короткой тряской в полицейском автомобиле по дороге в морг для опознания тела мужа после автомобильной катастрофы. Все люди вокруг казались подозрительными. Джуди разглядывала тех немногих бизнесменов, которые заметно отличались от сидевших компактными группами отдыхающих, и силилась угадать, кто же из этих господ путешествует на деньги КГБ. Она прислонилась к Свердлову и зашептала.
— Не бойся, — успокоил он ее. — Если на самолете и есть кто-нибудь, то он или они ничего не предпримут. Держись спокойно. Читай «Лук» и держи меня за руку.
Он пребывал в своем обычном ироническом настроении, когда они встретились, и в машине по дороге к аэропорту Кеннеди не переставая подшучивал над ней. Впервые он взял официальный посольский автомобиль с шофером. В самолете Свердлов переменился. Они заняли свои места, и на мгновение он прикоснулся к ее руке. Он не ехидничал, не заигрывал лукаво, понимая, что она не в состоянии дать ему отпор. Он был нежен, а в его серых глазах светилось выражение, которого она больше всего боялась, гораздо больше тех озорных приставаний, которыми он досаждал ей в первую поездку на Барбадос.
Теперь, когда они стояли в зале прилета, проходили через таможню, предъявляли паспорта полицейскому в белой тропической форме, Джуди почувствовала, что все идет к концу, как будто остров был для обоих конечным пунктом поездки. Этого не могло быть, просто не могло, но она чувствовала себя так, словно вернулась домой, а ведь она пробыла здесь всего каких-то две недели два месяца назад. Но мягкий воздух, неуловимый запах тропиков, неотступный ночной бриз, тягучий местный говор, родившийся в стране на Западе и воспринятый рабами — предками барбадосцев — все было знакомо.
Еще одна абсолютная нелогичность: она с презрением относилась ко всему, что называли «нервами» — после трехлетнего пребывания в Штатах она привыкла к тому, что слово «невротик» употреблялось так часто и без разбора, что утратило первоначальное значение. А теперь сама вела себя как невротик, и совершенно беспочвенно эмоции брали верх над здравым смыслом. Путешествие только началось, по крайней мере для Свердлова, здесь они только на ночь и один день, самое большее. До спокойного безопасного прибежища еще так далеко, они сейчас всего лишь на первом этапе далекого пути.
В машине они не проронили ни слова. Он сидел, откинув голову назад и закрыв глаза. Ей вдруг подумалось, как же он устал: перенапряжение этих двух недель состарило его. От природы поджарый и жилистый, он совершенно исхудал. В приливе неожиданного теплого чувства она просунула руку под его руку, он тут же открыл глаза и улыбнулся ей.
— Не бойся, — повторил он. — Мы уже здесь. Я чувствую, что все обойдется.
«А я не чувствую». Она почти произнесла эти слова вслух. «Возможно, у меня взвинчены нервы и я поддаюсь ненужным невротическим страхам, но ничего не могу с собой поделать, я тревожусь, что не обойдется, и не могу объяснить почему...»
Они зарегистрировались у портье. При электрическом освещении вестибюль отеля выглядел совершенно по-иному, даже за те несколько недель, что они не были здесь, украшения поблекли, управляющий постарел, на доске объявлений все еще висела реклама прогулки на пиратском судне «Веселый Роджер», все так же пришпиленная к доске тремя булавками.
Пока Свердлов подписывал карточки, она повернулась посмотреть на плакат. Ленч в корзине, как на пикнике, угощение ромом в баре — и это называлось подлинной атмосферой карибского отдыха. Джуди читала с нарастающим ужасом. Ей представились пышущие здоровьем бизнесмены, у них свисают животы над безобразными шортами-бермудами, они надираются до поросячьего визга между поддельными пушечными ядрами и саблями в «подлинном» баре пиратских времен. Со всех сторон несется визг, повсюду невероятный гам, плохо воспитанные дети и скучающие жены. К ней подошел Свердлов:
— Только не говори, что хочешь прогуляться на нем.
— Нет, благодарю покорно. — Она повернулась к стойке, пожала руку управляющему и расписалась на регистрационном бланке. — Нет, я предпочитаю развлекаться по-другому.
Она чувствовала на себе липкий взгляд управляющего, который в этот момент наверняка по-своему истолковывал ее слова о том, как она предпочитает развлекаться. Боже, подумала про себя Джуди, если бы ты только знал, зачем мы приехали, похабник ты эдакий.
Бунгало было совершенно таким же, в каком она жила в предыдущий приезд. Та же просторная гостиная, обеденный стол со стульями, крошечная кухонька в углу, узенький коридорчик, ведущий к выходу, подвесная лесенка наверх в спальню и ванную. Раздвижные стеклянные двери закрыты, слышно только, как море набегает на песчаный пляж и как трещат несметные полчища цикад в темно-зеленых зарослях.
Свердлов расплатился с человеком, принесшим их вещи, и подошел к Джуди.
— Тебе не хочется поплавать? Нам обоим было бы это полезно.
— Нет, — поспешно ответила Джуди. — Нет. Лодер сказал, что тебе не нужно выходить из бунгало! Ты должен оставаться в доме.
— Два дня? Я не должен выходить целых два дня?
— Федор, бога ради, не спорь. Он так сказал. Не вылезайте из дома, пока кто-нибудь не приедет посадить тебя на самолет!
Свердлов стал подниматься по лесенке в спальню.
