Саша отчаянным глазом осмотрел ее и сказал задумчиво:
— А что ж… Есть над чем подумать…
— Думай не думай, солдатик, сто рублей — не деньги. Зачем тебе думать-то? — до ужаса рисковой была молодица — уже знала, что понравилась.
— Умный потому что, — ответил, чтобы ответить Саша, и спросил нахально, вспомнив свой неземной красоты наряд: — Звать-называть как тебя буду?
— Нинель, — назвалась озорница.
— Лучше Нинон, — задумчиво поправил ее Саша. — Я буду звать тебя Нинон. Жди меня через пару деньков, Нинон.
— А сегодня что же?
— Сегодня дел по горло, — с искренним огорчением объяснил Саша. Сегодня мне гулять положено.
— Тогда гуляй отсюда, — грубо посоветовала Нинон и взялась за лопату. Саша в неопределенности еще немного потоптался у забора, а потом, махнув рукой, заявил горько Алику:
— Нас не поняли, дружок. Пойдем искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок.
Уголок они искали на привычном пути: Ленинградское шоссе, улица Горького, Пушкинская площадь.
— Не пойду! — свистящим шепотом кричал Алик и вырвался. А Саша за руки тянул его в 'Асторию'.
— Да ты что, дурачок! Такой сегодня день! Посидим, поедим.
— Я не голоден.
— Ты жульен когда-нибудь ел?
— А что это такое?
— Из интеллигентной семьи, а село! — весело изумился Саша и затолкал слабо сопротивляющегося из-за обнаруженного вдруг собственного невежества Алика в ресторанный подъезд.
— Мест нет! — строго предупредил швейцар.
— Нам найдут, — беспечно ответил Саша.
— И вашему товарищу рановато по ресторанам-то…
— В самый раз, — отрубил Саша и нехорошо глянул на швейцара: сквозь и одновременно как бы мимо.
Взгляд этот означал, что Саша уже не видит перед собой человека, а видит он всего лишь препятствие, которое ему, солдату, позволено преодолевать любым способом. Любым. Поняв, что далее препятствовать без риска невозможно, швейцар возгласил:
— Прошу!
— Может не пойдем? — нудил Алик.
— Да замолчи ты!
В зале Саша заметил знакомого официанта и поманил его пальцем. Тот на миг задумался, узнал, подбежал.
— Столик на двоих, закуску, жульены, двести пятьдесят.
Гриша окинул критическим взором Алика, но возражать не стал: усадил за малый стол у колонны, расставил приборы и исчез.
— Нравится тебе здесь? — спросил Саша.
— Нет.
— Почему?
— Не ко времени все это.
С подносом примчался Гриша.
— А вот Алику не нравится у вас, Гриша, — игриво сказал Саша.
— Кому что, — бесстрастно заметил Гриша. — Кому шашлык, а кому манная каша, кому сто пятьдесят, а кому молоко через соску.
— Не хами, — предупредил Саша.
— Вы спрашиваете, я отвечаю, — Гриша, разговаривая, умело расставил принесенное и пожелал: — Приятного аппетита!
Саша налил себе рюмку, поднял ее.
— За ребят, сделавших то, что мне сделать не довелось, — и выпил.
— Гражданин! — прозвучало за его спиной. — Приводить несовершеннолетних в ресторан в вечернее время строго запрещается.
Саша поставил рюмку на стол и поднял глаза на метрдотеля!
— А! Аполлинарий! Ты за Алика не беспокойся. Он взрослый. И умный. Умнее и образованнее нас с тобой.
— Гражданин! Я повторяю еще раз… — начал было опять Аполлинарий Макарович, но осекся, потому что Саша, вытянув ноги и слегка отъехав креслом по натертому полу, засунул руки в карманы брюк. От этого незастегнутый бежевый пиджак разошелся, приоткрыл поблескивавшую в обильном свете ручку парабеллума.
— Аполлинарий! — упирая на двойное 'л', произнес Саша. — Жена, наверное, Полей зовет? Так вот что, Поля. Я — нервный, я — контуженный, я за себя не ручаюсь. Мысль моя ясна?
Аполлинарий Макарович, чтобы окончательно не пасть в собственных глазах, просто молчал.
— Тогда иди, — предложил ему Саша, но вспомнил вдруг: — Да твой приятелек Семеныч сегодня здесь появлялся?
— Я не знаю никакого Семеновича! — сделал заявление Аполлинарий.
— Вот что, ресторанная падла, — тихо сказал Саша. — Тебя вежливо спрашивают, и ты должен отвечать вежливо, кратко и правдиво. Ну!
— Его сегодня не было, — выдавил из себя Аполлинарий Макарович.
— Видишь, как все просто? А ты, глупый, боялся. Ну, ходи ножками.
Аполлинарий ходил ножками. Глядя на него, Алик спросил с отвращением:
— Зачем мы здесь, Саша?
— Теперь только за тем, чтобы поужинать, — ответив, Саша налил себе вторую рюмку. — За удачу, Алик.
Опять была улица Горького. Из въезжей арки, недалеко от 'Грузии' навстречу Алику и Саше вышли трое.
— Мужик, — обратился один из них к Саше. — Можно тебя на минутку?
Двое, ласково взяв Сашу под руки, повели его в подворотню, а третий, несильно толкнув Алика в спину, предложил:
— Иди. Он тебя догонит. — И кинулся следом за остальными.
— Саша! — отчаянно закричал Алик, вбежал в арку и уже во дворе столкнулся с обернувшимся на шум шагов третьим.
— Я же сказал: он тебя догонит! — раздраженно повторил третий и вдруг стал мягко оседать на землю. Алик, перепрыгнув через него, бросился дальше. В глубине двора стояла 'эмка' и несколько человек рядом с ней.
— Саша! — еще раз крикнул Алик.
— Да успокойся ты, Алик! Все в порядке, — раздался веселый Сашин голос, а другой голос — начальственный, спросил:
— Кто это?
— Мой друг, Алик, иди сюда, знакомься.
Алик подошел. Стояли те двое, что увели Сашу, Саша и подполковник милиции в полной форме. Все молча пожали Алику руки.
— А где Малявин? — вдруг вспомнил подполковник.
— Я здесь, товарищ подполковник, — жалобным голосом обнаружил себя тот, третий, и приблизился, обеими руками держась за живот.
— Вы заболели, Малявин? С желудком что-нибудь?
