— Да вот паренек устроил, — обиженно сказал Малявин.
— Паренек чемпион Москвы по боксу, — объяснил Саша.
— Среди юношей, — скромно уточнил Алик.
— Всегда-то тебе повезет, Малявин, — позавидовал кто-то и все заржали.
— Алик, нам с Сашей надо поговорить, — сказал подполковник. — Ты побудь здесь с ребятами, а мы в машине поговорим. Ладно?
— Ладно, — солидным басом согласился Алик.
— И поучи пока, пожалуйста, наших оперативных работников не пропускать ударов. Даже если это удар чемпиона Москвы, — добавил подполковник, открыл дверцу 'эмки' и, пропустив вперед Сашу, вслед за ним влез в кабину.
— Как это ты меня? — спросил пришедший в себя Малявин.
— Элементарно. Левый крюк в печень.
В темной утробе кабины они как по команде откинули головы, расслабились.
— За вчерашний день твой отчет я прочитал. А что ты сегодня делал? спросил подполковник.
— Растрату. Совершил должностное преступление: из добытых шантажом подотчетных денег малость истратил на приличный гражданский костюм.
— Этот? — подполковник пощупал материю на пиджаке.
— А ничего себе пиджачок, да?
— В темноте не видно. А еще что?
— Пушку показывал. Семеныча искал. Чтобы знали все: пусть мне не попадаются.
— Не перебрал?
— В самый раз. Играть не надо: фронтовик без тормозов, что и есть на самом деле.
Уютно было в 'эмке'. Добродушно урчал на малых оборотах мотор, светился приборный щиток, жила бурной самостоятельной жизнью включенная полевая рация.
— Много успел, — грустно заметил подполковник.
— Я старался, — настороженно ответил Саша.
— О чем мы тебя просили? — задал вопрос подполковник и сам на него ответил: — Наблюдать, регистрировать преступную активность возможных участников грабительских акций. Собирать информацию.
— Ну, а я что делаю?
— В принципе ты нарушаешь социалистическую законность, — устало констатировал подполковник, — а методы твои, мягко говоря, слегка отдают анархизмом.
— С врагом у меня метод один: давить, чтобы врага не стало.
— Здесь не враги, капитан. Здесь твои сограждане. Запутавшиеся, преступившие закон, не лучшие граждане нашей страны, каждому из которых, заметь — каждому, мы обязаны дать возможность исправить свою жизнь.
Саша помолчал, посопел гневно и сказал вежливо:
— С большим удовольствием прослушал вашу лекцию. Вмиг открылись глаза. А теперь разрешите вопросик: мы обязаны дать возможность исправить свою жизнь и тому поганому убийце, которого ищем?
— Ну, о нем разговор особый… — начал было подполковник, но Саша перебил, задыхаясь от ярости:
— Вот это правильно! У меня с ним будет особый разговор.
— Не перебивайте старших по званию. С сегодняшнего дня вы будете действовать строго по моему приказу.
— Товарищ подполковник, разрешите напомнить, что я не служу в милиции.
— Вы откомандированы в мое распоряжение, капитан.
— Шестой! Шестой! — детским голосом заверещала рация. — Вас вызывает дежурный по городу. Шестой! Прием!
Подполковник подхватил наушники и микрофон, перевел рацию на передачу, сказал отчетливо и громко:
— Шестой слушает! Прием!
Перевел на прием и долго слушал, потом сказал: 'Вас понял'. Снял наушники, положил микрофон и обратился к Саше:
— Только что опять совершен налет. У нас на путях.
— Что взяли?
— В том-то и дело, что глупость какую-то. Партию пишущих машинок. Что они с ними делать будут? Машинка — вещь заметная и громоздкая.
— А может, главное было совершить налет, а не брать что-то?
— Демонстрация? Неуловимый Семеныч продолжает действовать? Вполне возможная вещь. И почерк схож.
Помолчали, подумали, не глядя друг на друга. Внезапно Саша помечтал вслух:
— Как только кончится война — сразу же в институт.
— В какой? — поинтересовался подполковник.
— В педагогический.
— А у нас педагогикой заняться не желаешь?
— Так вам же мои методы не подходят.
— Нашим методам мы тебя научим, дело не особо хитрое. Нам позарез нужны люди с чистой и твердой совестью. Люди, не устающие бороться за правду.
Саша заглянул в усталое лицо подполковника и виновато спросил:
— Я сильно напортачил?
— Есть самую малость, — улыбнулся подполковник. — Ну а теперь…
— После головомойки, добавил Саша, а подполковник продолжил:
— Ну а теперь после головомойки, вернемся к нашим баранам… — и сам же прокомментировал: — Ах, как было бы хорошо, если наши клиенты были баранами! Но они не бараны… Сегодня я нарушил свои же инструкции по необходимости, Саша. Мы проверили всех по твоему списку, а ты должен знать результаты проверки.
— Кого-нибудь зацепили, товарищ подполковник?
— Семеныч твой у нас в картотеке нарисован еще с двадцатых годов.
— Неужто он?
— Вроде бы да. Но, понимаешь, ощущения у меня, что мелок он для такого наглого и страшного разворота.
— А Сергей? — глухо спросил Саша.
— Одинцов-то? Одинцов есть Одинцов. С ним полный порядок. Если можно так сказать про человека, жизнь которого висит на волоске.
— Я не имею права не сказать о нем, но мне очень не хотелось вставлять его в этот список. А теперь я рад, что он чист.
— Подожди радоваться. Его домохозяйка и сожительница Клава работает на железнодорожном телеграфе нашей дороги, капитан.
— А если просто совпадение?
— У Клавы нет родственников в Болшеве. Она сирота.
— Так кто же, кто был наверху?
— Узнаем, капитан, через неделю. Через неделю в Истру поступит информация о таком грузе, что они все вылезут на него. Запомни: ровно через семь дней — наша главная операция. Ты — со стороны.
— А раньше нельзя?
— Мышеловка должна быть без дыр. А у меня нет людей, капитан. Только через неделю обещали дать.
— Это все понятно. А что мне семь дней делать?
— Деньги еще остались? Ну и гуляй на них!