набитые чистые мешки. Рывком Саша поставил один из них на попа, растянул узел. В мешке был рис.
Так же, не торопясь, Саша проделал всю операцию в обратном порядке: завязал мешок, уложил его, прикрыл крышкой, набросал песок и засыпал ботвой.
Выйдя из будки, он снова закурил. Пусто, как в Сахаре. Прогулочным шагом он удалялся с пустыря.
В своем дворе он передвигался бегом. Подбежав к дому, Саша по пожарной лестнице поднялся до второго этажа, твердым своим указательным пальцем раскрыл створки ближайшего окна, легко ступил с лестничной перекладины на подоконник и, усевшись на него, распахнул плотно сдвинутые занавески. И тут же раздался отчаянный женский крик.
Забившись в угол кровати и прикрывшись одеялом, на Сашу смотрела круглыми глазами хорошенькая румяная девушка.
— Ларка! — шепотом обрадовался Саша, но сейчас же обеспокоенно поинтересовался: — А Алик где?
— Что там происходит, Лариса? — раздался из-за стены встревоженный и сонный могучий женский голос.
— Таракана увидела! — криком ответила Лариса и скорчила Саше рожу.
— О, господи, какая дуреха, — сказали за стеной, и слышно было, как взвизгнули кроватные пружины. Лариса и Саша помирали от беспричинного и беззвучного смеха. Высмеялись наконец и стали рассматривать друг друга. Уже взрослые, совсем взрослые. Лариса провожала на фронт мальчишку, а Саша тогда расставался с девчонкой дружком-приятелем, которую два последних предвоенных года защищал и оберегал, как старший брат.
— Санька, ухажер ты мой прекрасный! — тихо-тихо сказала Лариса, выпросталась из-под одеяла и, как была в одной комбинации, подошла к Саше, взяла за уши и поцеловала в губы. Он ласково погладил ее по волосам, откинулся, рассматривая, и вдруг страшно возмутился:
— Да прикройся ты наконец! Мужчина же я все-таки!
— Какой ты мужчина! — возразила Лариса, но в халатик влезла.
— А хороша, чертовка! — восхитился Саша. — Выходи за меня замуж!
— Опоздал. У меня жених есть.
— Вот такие вы все. Не дождалась!
— А ты мне предложение делал?
Они шипели как змеи.
— Сейчас сделаю предложение. В ресторан со мной пойдешь отметить нашу встречу?
— Замуж не пойду, а в ресторан пойду.
— Тогда буди Алика. Я его внизу жду. До вечера, чужая невеста.
Алик вышел мрачный, обиженный, заспанный.
— Выспаться не дал, — забурчал он, — а у меня сегодня тренировка.
— Какая еще тренировка? — удивился Саша.
— По боксу. И вообще поосторожней со мной. Имеешь дело с чемпионом Москвы среди юношей.
— Да ну! — восхитился Саша, сделал молниеносную подсечку, и чемпион Москвы оказался на земле. Алик встал, тщательно отряхнулся, сказал безразлично:
— Имей в виду, в следующий раз отвечу.
— Мы с рогами, — понял Саша. — Ну ладно, прости. Мне помощь твоя нужна. Штуку одну донести. Была бы левая в порядке, сам справился, а то…
Он продемонстрировал левую. Сгибалась она действительно плохо.
— О чем речь, Саша!
— Тогда пошли.
У будки Саша сказал:
— Подожди меня здесь. И посмотри. Кого увидишь — свистни. — И скрылся в проеме. Алик прогуливался, посматривая. Светило низкое-низкое солнце, воздух был неподвижен и по-летнему тепл. В близких зарослях полураспустившейся акации чирикали неизвестные пичуги. Томно было, прекрасно. И безлюдно. Вышел Саша.
— Никого?
— Никого.
Тогда Саша за воротник вытащил из будки тугой мешок.
— Закинь мне его на плечо.
— Что это, Саша?
— Рис.
— Откуда?
— Отсюда.
— А сюда откуда?
— Оттуда, — раздраженно окончил диалог Саша.
Саша брал чужое, Саша присваивал не свое. Это было ужасно, отвратительно, противоестественно. Алик хотел сказать это вслух, но вдруг поймал мутный Сашин взгляд — как бы сквозь и мимо.
Ничего не говоря, Алик ухватился за нижние углы мешка. Держась правой рукой за горловину, Саша подсел, и они вдвоем ловко вскинули увесистый мешок на Сашино плечо.
— Порядок! — одобрил Саша.
— Я тебе больше не нужен? — холодно осведомился Алик. Саша через левое плечо серьезно посмотрел на него, ответил:
— Нужен. Пока до рынка дойду, раза три плечо менять придется.
А у рынка вовсю шуровал народ: воскресенье, базарный день, барахолка. Раздвигая мешком плотные ряды, порядком взмокший, Саша и идущий следом Алик прорвались наконец к ряду, где царствовал Петро. Саша скинул мешок, достал носовой платок, вытер лицо, высморкался.
— Я тебе больше не нужен? — опять спросил Алик.
— В баню пойдем.
— У меня тренировка, — сказал Алик, повернулся и пошел. Саша рассматривал его осуждающую спину, когда подковылял Петро.
— Привет, Сашок, что это у тебя?
Саша лихо хлопнул по упитанному мешочному торсу:
— Почем сегодня рис?
— Красненькая стакан…
Весь мешок оптом за сколько возьмут?
— Любая половина.
— Зови перекупщика, Петро!
Вас не забыть, московские бани военных лет. Гостеприимно принимая в свои жаркие чертоги вечно мерзнувших от постоянной голодухи москвичей, вы вместе с городской пылью и заводской копотью смывали с них усталость и тоску, равнодушие и тревогу.
И вас не забыть, коричнево-зеленые, размером меньше спичечного коробка, кубики мыла, от которых волосы становились легкими, а отмытая кожа чисто поскрипывала под растирающей ее ладонью.
Саша отстоял длинные очереди в Песчаные бани. Очередь за билетами. Очередь за кубиками мыла. Очередь в раздевалку. Он разделся, обнажил молодое, сильное, во многих местах изуродованное железом тело и вошел в мыльную.
Он тщательно мылился большой мочалкой…
Он темпераментно хлестал себя веником…
И опять неистово тер себя грубым лыком…
Он отмывался.
Саша брился, когда отражением в зеркале мелькнуло за серым вечерним окном чье-то лицо. Саша стремительно развернулся. На него грустно и внимательно смотрел Сергей.
— В дверь заходи! — недовольно посоветовал Саша.
Сергей стоял в дверях.
