— Гм... Значит, у всех алиби на момент катастрофы. В конце концов получится, что только я не запасся! Кто-то ведь должен оказаться без алиби! Какой же вывод должны мы сделать?.. Может, это вовсе и не убийство? Может, Маклоренс прилепил магнитную мину к тяге рулевого управления всего-навсего для украшения? И она случайно взорвалась в самом подходящем месте! Не так ли?
— Выходит, так. Если, разумеется, не предположить, что есть еще какая-то фигура, о которой мы даже не подозреваем.
IV. МАМАН
Спала ли этой ночью Эдлайн Мелвилл, в каком часу проснулась, делала ли свою утреннюю гимнастику, осталось неизвестным. Первые признаки жизни она подала около восьми утра, когда позвонила по телефону в номер Маклоренса. Поскольку никто не отвечал, она появилась у дверей соседнего номера и долго стучалась. Пришла горничная, открыла номер, и, когда Мелвилл выяснила, что ее любовника не просто нет, но он и не ночевал здесь, она явно растревожилась и вернулась к себе. Минут через пять она опять появилась в коридоре, за спешкою позабыв о тонкостях туалета и грима, и немедленно ринулась вниз к администратору с расспросами о Маклоренсе. Но никто ничего сказать ей не мог, кроме того, что ключ со вчерашнего вечера висит на положенном ему месте. Последнее известие взволновало Мелвилл, она упала в ближайшее кресло и нервно закурила. Она настолько погрузилась в какие-то неспокойные думы, что оперативник позволил себе приблизиться и взглянуть ей в лицо. Ему почему-то показалось, что вовсе не ревность исказила это лицо, не ревность и не тревога за судьбу ее дружка, а какой-то дикий, животный страх за собственную жизнь.
Докурив сигарету и погасив ее в пепельнице, немного успокоенная, Мелвилл встала. Она попросила женщину-администратора узнать в больнице или в полиции (она именно так выразилась), не случилось ли чего с ее приятелем Дэвидом Маклоренсом. И снова закурила в кресле.
Прошло десять минут, прежде чем администраторша выяснила в курортной поликлинике, что случилось. Сильно смущенная, она пересказала Мелвилл ужасную новость, вплоть до того, что в крови погибшего обнаружено много алкоголя, а машина его тяжко повреждена.
Мелвилл выслушала все это без единой слезинки, быстро вышла из гостиницы и принялась возбужденно расхаживать перед входом. Села на ближайшую скамейку, снова закурила, но после двух-трех затяжек отшвырнула сигарету. Опять началось хождение перед фасадом гостиницы. Наконец, будто выяснив для себя что-то или приняв какое-то решение, она направилась к почте.
Марков и Ковачев только что вышли прогуляться в парк возле дома отдыха, когда их почти бегом догнал возбужденный Петев.
— Товарищ генерал, я понял, кто Маман!
— Говорите!
— Это... Мелвилл. Только что она отправила телеграмму в Нью-Йорк. И подписалась «Маман». На английском... — И он протянул Ковачеву листок бумаги с латинскими буквами.
— Нью-Йорк, Бронкс, Уэстчестер-авеню, 181, квартира 73. Джо Формика, — переводил Ковачев. — Морти погиб катастрофа машине быстрее жду Маман.
— Гм... Морти... — прошептал еле слышно Марков. — Мортимер... Напомните, как звали господина, которого ирландец искал по гостиницам?
— Мортимер Гаррисон.
— Так, так... По паспорту погиб Дэвид Маклоренс...
— По фальшивому, товарищ генерал!
— А она сообщает, что погиб Морти. О’Коннор разыскивает Мортимера Гаррисона или... в крайнем случае Дэвида Маклоренса. Видимо, это одно и то же лицо. Ибо найдя Маклоренса, он прекратил поиски Гаррисона. Вроде бы логично, а?
— Она и есть Маман! — не унимался Петев.
Ковачев сердито потряс головой.
— Откуда такая уверенность! Можно писать и от чужого имени, как это делал Маклоренс. Хотя... скорее всего вы правы. — Он ненадолго задумался. — Джо... Формика... На латыни «формика» означает вроде бы муравья. Джо Муравей!
— Может быть, так зовут этого... Бонифацио, — сказал Петев.
— Оставьте вы эти псевдонимы. Кто поручится, что Бонифацио — это не какой-нибудь полковник Лоуренс, а Муравей, к примеру, может оказаться и генералом.
Петев машинально поглядел на Маркова.
— Дались вам генералы, — усмехнулся Марков. — Пока что можно сделать лишь один вполне определенный вывод: у них нет на сегодня другого передатчика и приходится пользоваться официальным телеграфом.
— Значит... — Петев почесал свою бородку, — значит, Мелвилл не причастна к убийству.
— Ладно... — махнул рукою Марков. — Может, она сообщает, что возложенная на них задача успешно выполнена. Самое большое впечатление в этой телеграмме на меня лично произвела подпись. Точно такая же, как в шифрограммах, — Маман. Профессионалы так не поступают. Не так уж трудно догадаться, что мы можем их засечь и расшифровать текст. Тем более что шифр-то элементарный...
— А что могут значить эти два словечка напоследок: «быстрее жду»? — размышлял вслух Ковачев. — Куда уж там спешить после катастрофы? И чего ждать?
— Или... кого? — продолжил генерал. — Как поступили с телеграммой? Отправили?
— Я поговорил с начальником почты, — сказал Петев. — Договорились немного ее подзадержать.
— И правильно поступили. Когда ее там получат, то будут знать...
— Что Маклоренс, что Морти уже... морто, мертв. И что передатчик уже в наших руках. Так что других шифрограмм больше не поступит. Заметьте следующее... — Ковачев заглянул в лист с текстом: — «Морти погиб катастрофа машине» можно понять и так: «Морти погиб. Точка. Катастрофа в машине». То есть катастрофа с передатчиком.
— А что все-таки передать начальнику почты? — спросил Петев. — Он не может надолго задержать телеграмму.
Марков зажег сигарету, несколько раз торопливо затянулся.
— Действительно... А жалко! Смущает меня, что время идет, а мы все еще не знаем цели их прибытия сюда.
— Надо надеяться, скоро они покажут свои коготки, — сказал Петев.
— На что надеяться? Разве они уже не показали, на что способны, когда спровадили Маклоренса в пропасть. А завтра может произойти что-нибудь и похлеще!
Супруги Галлиган, как и положено достопочтенным англичанам, точно в восемь явились к забронированному для них столику. Несколько минут спустя, когда еще ничего не было заказано, в зал вошел Ларри О’Коннор. Он оглядел зал, как бы кого-то ища, и, хотя свободных столиков было достаточно, он приблизился к столу англичан и обменялся с ними несколькими ничего не значащими фразами, как водится между соотечественниками в чужой стране, после чего был убедительно приглашен разделить компанию. Когда О’Коннор оказался за столом, беседа была продолжена.
Петев сидел недалеко. Цены здесь были не для командированных, а выдавать обеды и ужины в таком первоклассном заведении тоже за служебное задание Петеву было совестно, и потому он заказал пиво. Официант посмотрел на него подозрительно, но недовольства не выказал. Тем временем подоспел Дейнов и уселся напротив.
— Здравствуйте!
— Добрый вечер! Как видите, сидят и беседуют.
— Беседуют и закусывают. Скоро к ним присоединится и Мелвилл. Я проверил, О’Коннор прибыл
