— Преодолею и их, — горделиво заявил я, полагая, что ежели они зовутся бегучими, то скорее всего ускоряют бег времени.
— Ну-ну. Ладно, делай что хочешь.
— Имей в виду, — предупредил я, — все, что случится с Пуком, случится и с тобой.
— Подумаешь, напугал. Лучше смерть, чем та участь, на которую ты меня обрекаешь.
Оставив пески позади, мы двинулись по пологому склону. Дело пошло быстрее, однако уже близились сумерки, так что пришлось сделать привал. К счастью, поблизости оказалась облепиховая сосна, которую буквально облепили всяческие вкусности. А соснуть под сосной, подкрепившись на сон грядущий, — самое милое дело. Я развязал Панихиде ноги и помог ей слезть с коня, однако благодарности не последовало.
— Как, по-твоему, я буду есть — и наоборот — со связанными руками?
— Что наоборот?
— То самое, олух. Я сделаю это за деревом.
— Ох, вот уж и вправду олух. — Пристыженный до крайности, я развязал ей руки. — Иди. Только дай слово, что не попытаешься бежать.
— Конечно, даже не подумаю, — заверила меня Панихида, растирая запястья.
Потом она удалилась за дерево, а я подтянул к себе нижнюю ветку и принялся отлеплять облепившую ее снедь. Чего там только не было — и шоколадные шишки, и сахарные головы, каждая из которых норовила показать мне язык, и разряженные картофелины в щеголеватых мундирах, и солонки с солью земли, чтобы эти картофелины посолить, и птица сазан, и рыба фазан, и чудесный хрен, оказавшийся даже слаще великолепной редьки. Всего и не перечислишь. Увлекшись едой, я не сразу обратил внимание на долгое отсутствие Панихиды. Пойти и посмотреть мне было неловко — мало ли что могло ее задержать. Вместо того я громко, с расстановкой позвал:
— Па-ни-хи-да! Эй, как дела? Не пора ли назад?
Ответа не последовало. Встревожившись, я поспешил за дерево. Конечно же, Панихида исчезла. Я опять остался в дураках. Впрочем, отчаиваться не стоило. По горячему следу я мог узнать ее путь до самого подножия склона, а дальше начинались тягучие пески.
Но вблизи от дерева не оказалось ни следа. Неужто он уже простыл? Трудно поверить, чтобы молодая женщина сумела так быстро остудить след, что его невозможно обнаружить. Но тут я вспомнил, что еще могу воспользоваться стрелкой белого компаса, настроил ее и увидел, что она указывает наверх. Я улыбнулся. Ничего не скажешь, ловко придумано. Забраться на дерево, дождаться, когда пустоголовый варвар отправится на поиски, а как только он уберется подальше, слезай себе да ступай куда хочешь, не опасаясь преследования. Не берусь судить, как там у демонесс-полукровок обстоят дела с душой, но с умом у них явно все в порядке.
Ну что ж, решил я, поиграем. Придется соснуть не под сосной, а на сосне. Вскарабкавшись на дерево, я удобно устроился на толстом нижнем суку и спокойно уснул.
Примерно через час послышался шорох — Панихида спускалась вниз. Она надеялась тихонько пробраться мимо меня, но сон у варваров чуткий. Мигом проснувшись, я ухватил ее за ногу:
— Погулять собралась, или как?
— Проклятье! — выругалась Панихида, тщетно пытаясь высвободить ногу. Что ей, конечно же, не удалось. Она снова была моей пленницей.
— А ведь обещала не убегать, — укорил я.
— Мало ли что я обещала! Сказано же тебе, я лгунья. Такая уж наследственность досталась мне от матушки.
— Тогда мне придется снова тебя связать.
— Ты когда-нибудь пробовал спать связанным по рукам и ногам?
Я задумался:
— Ладно, не буду связывать тебе ни руки, ни ноги. Лучше привяжу тебя к себе, чтобы ты не могла уйти без меня.
Спустив Панихиду на землю, я привязал ее правое запястье к своему левому, затянув лиану тугим варварским узлом. Ножа у нее не было, а распутать такой узел — дело мудреное. Во всяком случае ей не удалось бы сделать это, не разбудив меня.
— Откуда ты знаешь, что я не придушу тебя во сне? — спросила она, когда мы улеглись под деревом.
— Не советую пробовать, а то ведь я, неровен час, могу и забыть, что приберегаю тебя для волшебника Иня.
— Варвар! — фыркнула она, и слово это почему-то не прозвучало как комплимент.
— Варвар и есть, — подтвердил я, надеясь что моя угроза ее малость утихомирит. Угроза вообще-то пустая, я уже говорил, что варвары вовсе не склонны к насилию над женщинами. На сей счет ходит множество самых ужасных слухов, которые мы сами и распускаем для поддержания сложившейся репутации.
Но Панихида не желала утихомириваться.
— Если придется, я использую свой талант, — предупредила она.
— Я что у тебя за талант? живо заинтересовался я. В Ксанфе, конечно, все не без дара, но талант таланту рознь.
— ...страция, — невнятно пробормотала Панихида.
— Что?
— ...монстрация.
— Как-как?
— Демонстация, олух. Это часть моей демонической наследственности. Демонстрация.
— О! — только и протянул я, поскольку решительно ничего не понял. Лишь весьма сведущие люди не стыдятся открыто признавать свое невежество.
— Ладно, делай что хочешь, только не мешай мне спать.
— Не буду, — заверила она.
И слово сдержала. Я заснул и спокойно спал около часа, Панихида не пыталась развязать узел, не пробовала меня душить — все было тихо. Но когда, проснувшись, я машинально потянул лиану, выяснилось, что пленница исчезла. Петля, затянутая вокруг ее запястья, была пуста. Каким-то образом ей удалось выскользнуть, не потревожив узел.
Вскочив на ноги, я поспешил, куда указывала стрелка, и догнал беглянку совсем неподалеку, — видимо, она высвободилась всего несколько минут назад.
— Королевская дочь собралась пройтись в полночь? — поинтересовался я.
— Вот незадача! — сердито воскликнула она. — Ну что бы тебе поспать подольше?
— Как тебе удалось выскользнуть из петли? — спросил я, когда мы вернулись к дереву. — Она слишком узка даже для твоей маленькой ладошки.
— Я же говорила тебе, дубина, страция.
— А, демонстрация, — пробормотал я, понимая, что она не расположена раскрывать свой секрет. — Ладно, посмотрим, что можно сделать. А, вот что. Поскольку от петли толку мало, мне придется держать тебя самому.
— Я буду пинаться, кусаться и царапаться.
— А я исцелюсь.
— Зато тебе будет больно. И не очень-то ты поспишь.
— Слушай, у меня есть предложение. Ты не станешь пинаться, кусаться и царапаться, а я прогоню прочь грязные мысли, которые подсказывают мне, что с тобой следует сделать.
— Ты... ты... — Она просто задохнулась от ярости.
Думаю, до нее дошло, что я не обманываю и даже в какой-то мере надеюсь, что она не примет моего предложения. Я обхватил ее руками, и мы улеглись. Каменная рука почти не ощущала ее тела, зато правая, нормальная, чувствовала за обе. Панихида малость поворочалась, по-видимому, размышляя, не стоит ли начать пинаться, кусаться и царапаться, потом затихла, опустила голову — ее черные волосы щекотали мне нос — и уснула!