несколько слов, и она, обиженно поджав губы, исчезла, хлопнув дверью.
– Проходите за мной, сеньоры, – произнес губернатор, направляясь к лестнице в конце коридора.
Они поднялись на террасу, расположенную на втором этаже. Площадка была с двух сторон открыта для тропического солнца: с одной стороны ее подпирала стена дома, другая, с арочными окнами, обращенная к бухте, вся заросла виноградной лозой. В одном из оконных проемов Гюнтер увидел подвешенный на железной цепи колокол, по ободу которого шла выдавленная готической вязью надпись. Гюнтер скорее догадался, чем прочитал – «Нуэстра сеньора де ля Беатриз». У каменных перил, украшенных похожими на кувшины балясинами, стояли несколько громоздких столов с резными стульями.
– Присаживайтесь, сеньоры подводники, – сказал дон Диего и, показывая пример, первым уселся на заскрипевший стул.
Гюнтер невольно залюбовался открывшимся видом. С террасы губернаторского дома поселок был как на ладони. Рядом с особняком работали с десяток плотников. Постукивая деревянными молотками, они прилаживали струганые доски, на глазах превращая их в длинные столы. Поодаль возле церкви собралась толпа любопытных, стараясь заглянуть на террасу, чтобы рассмотреть, чем заняты гости губернатора.
С правой стороны зеленой стеной тянулись джунгли. Вдалеке возвышалась единственная гора острова. Зацепившись за ее вершину, темнея и набирая силу, стояло одинокое облако. Где-то на краю поселка визжали перепуганные свиньи. Вслед за ними вперемешку с кудахтаньем кур доносился мощный женский голос, кого-то ругающий на мелодичном испанском языке.
Они сидели за столом, наслаждаясь солнцем и легким морским бризом.
Гюнтер разомлел в удобном стуле, так здорово было чувствовать под ногами твердую землю вместо постоянно уходящей из-под ног палубы, подставить нежному утреннему солнцу лицо после сырости отсеков. Он взглянул на сидевших напротив Отто и Удо и понял, что они чувствуют что-то подобное.
Появился один из охранников губернатора, неся в руках огромный кувшин с вином.
Кюхельман удивленно округлил глаза: объем кувшина был не менее десяти литров. Если это дон Диего считает разминкой перед обедом, то каков же будет обед?
Он строго взглянул на заулыбавшихся торпедистов, предвкушающих возможность выпивки. Матросы, поймав его взгляд, потупились и положили руки на лежавшие на коленях автоматы.
Губернатор тоже перехватил взгляд Кюхельмана и по-своему его истолковал.
Он демонстративно приказал налить в чашу только себе. Затем, улыбнувшись, сделал два больших глотка, показывая, что вино вовсе не отравлено, как могли подумать его гости, и после этого приказал охраннику наполнить остальные кубки.
– Угощайтесь, сеньоры. Конечно, вино – это баловство, любимое лишь аристократами, да причисляющими себя к ним капитанами. Это не обжигающий джин или прекрасная новинка – ром, но, для того чтобы утолить жажду, вполне сгодится.
И в подтверждение своих слов дон Диего одним махом влил в себя остатки вина из своего огромного бокала и кивнул охраннику, поспешившему опять наполнить кубок.
Гюнтер повертел в пальцах тяжелую, на тонкой ножке чашу из бронзы и пригубил ярко-рубиновое вино. В винах он ничего не смыслил, но это ему показалось чуть заигравшим виноградным соком. Нет, таким напиться невозможно. Мысль о том, что губернатор пытается их споить, отпала сама собой.
– Скажите, дон Диего, как давно здесь это селение? – спросил Гюнтер, глядя на сверкающее в бокале солнце.
– Да уж, пожалуй, скоро с десяток лет будет, – ответил дон Диего. – Когда-то я надеялся здесь отсидеться несколько недель со своими людьми, пока английские собаки рыскали между островов, разыскивая нас. Но затем мы оценили все преимущества этого острова – в бухте мы укрыли галеон, и англичане его не заметили. Здесь было поначалу множество туземцев, и мы, засыпая, каждый раз загадывали: удастся ли проснуться? Караулы и засады не помогали, эти бестии ухитрялись подкрадываться незамеченными. И все же постепенно мы их истребили. Осталось, конечно, немного, но все руки не доходят. Да и джунгли их спасают: сунешься в эти дебри, и твои шансы еще немного пожить падают с каждым шагом.
Дон Диего, расслабившись, предался воспоминаниям, не забывая регулярно указывать охраннику на опустевший бокал. Он говорил медленно, делая паузы, давая возможность Удо переводить без спешки и ошибок.
– Да и не так страшны туземцы, как ужасны сами джунгли. Бросок каймана из болота я бы сравнил с пушечным ядром, попавшим тебе в ноги. А еще здесь тьма всяческих ядовитых насекомых, жаб, змей. Но самые опасные на острове твари – это ягуары. Чертовы кошки не дают нам житья с первого дня нашего здесь появления. Единственное, чего они боятся, так это грохота мушкета. Если кому-то из моих людей удается подстрелить ягуара, я не скуплюсь на награду.
Губернатор громко рыгнул, ничуть не смущаясь, почесал живот и, ткнув пальцем в охранника, произнес:
– Это Чуи, а Томаса вы уже видели. Где-то с полгода назад обнаглевший ягуар бросился на стоявшего за изгородью в стойле быка. На счастье скотины, рядом оказался Томас. Он оторвал у кошки нижнюю челюсть, а потом долго бегал по поселку и крутил над головой дохлую тварь, держа ее за хвост. Вот это было зрелище…
Дон Диего осушил очередной кубок и, испытующе глядя в глаза Кюхельману, произнес:
– Так что, сеньоры, не раз подумайте, прежде чем шагнуть за пределы поселка. Потому что тогда я не дам и гнутого песо за ваши жизни.
– Мы бессмертны, – не моргнув глазом, ответил Гюнтер, хотя для себя решил, что никакая сила не затащит его в джунгли.
– Этот клочок земли мы отвоевали огнем, – продолжил дон Диего, словно не услышав фразы Кюхельмана, – но, к сожалению, зола – отличное удобрение, и теперь джунгли наступают на нас с удвоенной силой. Самый востребованный здесь инструмент – это топоры.
Гюнтер встал и, перегнувшись через перила, посмотрел на темный силуэт лодки. На мостике блеснули стекла нескольких биноклей. За ними внимательно наблюдали, готовые в любую минуту оказать помощь. Отправленные назад матросы уже доплыли – спасательная лодка стояла привязанная к корпусу.
«Сейчас Эрвин определит состав группы для отправки на берег, – подумал Гюнтер. – Затем подготовит плоты, проверит снаряжение и перескажет обстановку на острове, о которой ему доложат прибывшие с берега торпедисты».
Учитывая дотошность главного механика, он это дело растянет не меньше чем на час, а то и два.
Недалеко от губернаторского дома, из-за черной хибары доносился душераздирающий поросячий визг. В загоне, примыкающем к задней стене дома, подбрасывая в воздух комья земли, металась крупная черная свинья. За ней гонялся мужчина в грязных парусиновых штанах и такой же грязной рубахе. В руке он сжимал широкий короткий нож, переделанный из сломанной сабли. Свинья была гораздо проворнее своего губителя, но мужчина все-таки умудрился легко ранить обреченное животное. Впрочем, это только придало свинье решительности, теперь она пыталась рылом сбить его с ног и втоптать в серую жижу.
– Ничего не может сделать этот глупый Лопе, – с раздражением произнес губернатор, глядя на неравную борьбу свиньи с человеком. – Даже поросенка заколоть и то не в состоянии.
И он презрительно плюнул вниз с террасы.
Гюнтер с жалостью смотрел на бедную свинью. В конце концов измученное животное само напоролось на нож, в этом не было заслуги Лопе, и, разбрызгивая вокруг фонтаны крови, свалилось в грязь. Дон Диего еще раз сплюнул, демонстрируя свое презрение. Затем он больно схватил за локоть Гюнтера и прошептал:
– Смотрите, смотрите, это того стоит.
В подступающих к загону зарослях мелькнула пятнистая тень. Вжимаясь в траву, ягуар прополз открытое пространство и скрылся в кустах. Теперь до хрипящей свиньи ему оставалось не более пяти метров. Из кустарника остался торчать лишь нервно подрагивающий хвост. Ничего не подозревающий Лопе, довольный собой, еще раз ударил свою жертву ножом в то место, где он считал, бьется ее сердце.
– Он что, хочет украсть свинью? – наивно спросил Гюнтер.
– Как бы не так, – ответил дон Диего. – Туземцы поклоняются ягуару как божеству и приносят ему в жертву людей. Так что их прикормили человеческим мясом, и, похоже, оно им понравилось. Между свиньей
