впитавшие либеральный образ мыслей, испытывают, так сказать, неловкость от своей современной исторической роли, ощущают ее внутреннюю фальшь и поэтому 'мнутся' (возможно, временно), тогда как откровенным тоталитаристам не были бы присущи ни 'раздвоение личности', ни 'муки совести' – ведь своим внутренним идеалам и ценностям в случае мирового господства им изменять не пришлось бы. Кватерниорность в рамках последнего варианта оказалась бы не позитивной 'физической', а только 'идеальной' – см. в главах 1 и 2 о различии между количественным и порядковым числительными, о том, что политические 'авангардисты', в частности коммунисты, представляют собой специфически 'четвертый' тип политических сил, – зато политический монополизм отличался бы тогда жесткостью и буквальностью.
12 Речь может зайти не только об исламском фундаментализме, но и, как реакции на него, о ныне экзотическом христианском.
13 Собственно говоря, Германия практически никогда не переставала ходить по краю четырехчастного паттерна, до поры с переменным успехом редуцируя его до биполярного, или квазибиполярного. Так, фракционный состав бундестага в 1957 г.: ХДС/ХСС – 270 мест, СДПГ – 169 мест, СвДП – 41, Немецкая партия – 17. Помимо рассмотренного в разделе 3.6 примера Саксонии-Анхальт, четырем партиям удалось перешагнуть пятипроцентный порог на выборах 1994 г. в ландтаги Саксонии и Тюрингии (там и там – христианским демократам, социал-демократам, наследникам восточногерманской СЕПГ – Партии демократического социализма, и 'зеленым'). В 1999 г. Германия выдвинула в Европарламент представителей также четырех политических сил: ХДС/ХСС, СДПГ, 'зеленые', ПДС [452]. Описывая современную ситуацию в ФРГ, С.А.Леванский констатирует: 'Тенденции к формированию в стране двухпартийной системы стали противодействовать тенденции к некоторому росту многопартийности и к созданию более широких и разносоставных коалиций' [177, c. 165].
3.11 Подводим итоги
Наверное, было бы несправедливо, если хотя бы вдогонку проведенным расчетам не сказать нескольких слов об уже существующих методах, т.е. о действующих электоральных теориях. Конечно, на сей раз затрагиваются лишь партийно-политические распределения, а не территориально-политические и геополитические. В статьях Г.В.Голосова [100] и Ю.Д.Шевченко [376] приведены краткие, но содержательные обзоры наличных подходов и результаты их испытаний на современном российском материале.
У Г.В.Голосова теории электорального поведения разделены на три основных группы. Первую образует так называемый 'социологический подход', усматривающий механизм формирования партийных систем и соответствующих им карт избирательских предпочтений в типичных коллективных конфликтах, расколах, например, в оппозиции рабочего класса и буржуазии, в разделении по этническому и конфессиональному признакам, противоречиях между жителями центра и периферии и т.д. Среди разработчиков упомянуты такие видные фигуры как П.Лазарсфельд, С.М.Липсет, С.Роккан. 'Теоретические основания 'социологического подхода' разработаны весьма тщательно. Однако его эмпирическая адекватность – в частности, способность предсказывать исходы выборов в Западной Европе и, в особенности, в США – оказалась не очень высокой', – резюмирует автор.
Ко второй группе отнесен 'социально-психологический подход' Э.Кэмпбелла и др. Здесь по- прежнему поведение избирателей рассматривается как преимущественно экспрессивное, но объектом, с которым они солидаризируются, считается уже не большая социальная единица, а партия. Признак партийной идентификации и самоидентификации считается в значительной мере инвариантным. Несмотря на несомненные успехи подобных теорий, они сталкиваются с трудностями при объяснении массовых сдвигов в избирательских предпочтениях. Это обстоятельство поставило под сомнение репутацию гипотезы об экспрессивности электорального поведения,(1) и в противовес ей были сформулированы предпосылки более рациональной мотивации.
Третья группа – 'рационально-инструментальный подход'. Э.Даунс, автор классической работы 'Экономическая теория демократии', заложил в основу электорального поведения категорию выгоды: 'Каждый гражданин голосует за ту партию, которая, как он полагает, предоставит ему больше выгод, чем любая другая'. Впрочем, ведущую роль в оценках играют идеологические соображения. 'Подобная трактовка расчета избирателей противоречила данным эмпирических исследований, отнюдь не свидетельствовавшим о высоком уровне идеологической ангажированности массовых электоратов. Да и в целом представление о рядовом избирателе, тщательно просчитывающем возможные результаты своего выбора на основе анализа огромного объема информации о партийных программах, с трудом согласовывалась со здравым смыслом', – отмечает со своей стороны Г.В.Голосов. М.Фиорина вносит важные коррективы, подставляя вместо сложной детальной оценки избирателем собственных выгод более интегральную и простую: люди твердо знают, как им жилось при действующей администрации. Жилось хорошо – голосуй за правительство, плохо – за оппозицию. Теория 'экономического голосования' Фиорины предоставляет достаточно убедительную картину на материале американских и западноевропейских выборов, но сопровождается значительными разночтениями и разногласиями. Не вполне ясно, скажем, отталкивается ли выбор от оценки избирателями
Все перечисленные подходы были так или иначе опробованы и на почве восточноевропейских стран, включая Россию. К сожалению, они не внушили особого оптимизма по поводу их правомочности в случае переходных, не устоявшихся демократий. Социальный расклад на глазах изменяется, и об устойчивой социальной идентификации говорить затруднительно. Еще более переменчивы и 'капризны' партийные предпочтения. Наконец, в период слома доминирующей идеологии население еще не овладело навыками надежного и оправданного учета собственных экономических выгод, да и сам экономический характер коллективной мотивации далеко не сформирован (то и дело дают знать о себе 'идеальные' мотивы: так, в России до сих пор не остывает вопрос, стремиться ли к 'величию' государства).
Вероятно, небесполезно провести хотя бы пунктирное сравнение с использованным нами подходом. Во-первых, в рамках последнего не возникает проблема, какова окраска сил, которые движут электоратом: экспрессивная или рациональная. В рациональном бессознательном сплавлены воедино оба компонента – и эмпатический (из-за бессознательности), и рациональный (из-за элементарной математичности). Во-вторых, отсутствует необходимость в априорных (по отношению к расчету) данных о социальной и партийной идентификации, тем более в оценке такой неоднозначной категории как экономическая выгода (насколько можно судить, даже среди профессионалов практически никогда не удается добиться единодушия в прогнозах, что принесет та или иная политика конкретным социальным группам: прогнозы всегда несут на себе печать партийной принадлежности или 'школы' и вдобавок имеют обыкновение не оправдываться, о чем массам прекрасно известно ).(2) Несмотря на дифференциацию, социум, вернее его сознание, в значительной мере холистичен, о чем, в частности, свидетельствует феномен 'универсальных' масс-медиа (общенациональных телеканалов, газет и т.д.). За представителей разных партий нередко голосуют похожие по социальному составу группы избирателей, их финансирование зачастую осуществляется из близких, если не одних и тех же источников ('не класть яйца в одну корзину' советуют практичные американцы). Единственное, что выглядит инвариантным как для одного и того же социума на разных хронологических отрезках, так и для столь непохожих друг на друга обществ, как американское и западноевропейские, с одной стороны, и восточноевропейские, с другой, – это их давняя образованность. Поэтому механизм рационального бессознательного, с моей точки зрения, производит впечатление более универсального и предпочтительного в ходе расчетов, см. сравнение теоретических цифр с реальными. Кроме того, он отличается простотой, что обычно относят к достоинствам ('ничего лишнего' рекомендуется со времен Оккама).
Ни в коем случае я не хочу отказаться без разбора от всех упомянутых электоральных теорий, напротив, некоторые из них представляются обещающими и полезными. Возможно, если импульсы рационального бессознательного рассматривать не только как синкретическое общее достояние, а дополнительно учесть специфику их действия в различных подгруппах избирателей, привнести и иные мотивации, концептуальная картина от этого только выиграет. Такой путь, однако, отвечал бы специализированным политологическим разработкам (наша книга к таковым не относится). К подобным синтетическим средствам целесообразно прибегать уже после того, как будет всесторонне изучен более тривиальный (пусть и более бедный) подход, предложенный в настоящей главе. Пока же этого не произошло, пока апробации не подвергнут более широкий спектр социумов и их состояний и, соответственно, не составлен репрезентативный список актуальных установочных парадигм, говорить об этом всерьез еще рано.
На основании цифр можно выявлять
