главный конфликт – по поводу его северной части – в сущности, проблема отношений между Грецией и Турцией, двух членов НАТО, действительного и ассоциированного членов ЕС. 78% населения Кипра – греки, он входит, повторим, в Британское Содружество. Поэтому оторвать Кипр от Европы, отдав его, вторя географам, Азии, едва ли удастся. Отдельная тема – характер коллизий, переживаемых Кипром, но они в значительной мере типичны для данного региона, о чем вскоре придется сказать.
Хрестоматийная оппозиция 'Север – Юг' не так остра на европейской арене, как в мире, но все же до конца не стерта и здесь. Болгария и Румыния – экономически менее развиты, чем страны Вышеградского ансамбля; в свою очередь, Грецию относят к 'бедным' Европы, направляя в нее поток субсидий по программам ЕС. Тип хозяйства в Болгарии, Румынии, Греции, не владеющих оригинальными наукоемкими технологиями, не отличающихся высоким научным потенциалом, во многом схож; удельный вес аграрного сектора, по меркам развитых северных стран, непропорционально велик. Сходные климатические условия трех государств благоприятствуют как сельской индустрии, так и туризму ('страны-курорты'). Сказанное в полной мере справедливо и применительно к Кипру. Общность положения, интересов, проблем и задач (прежде всего модернизация промышленности и инфраструктуры, инвестиции, глубокая интеграция в ЕС) – по-видимому, главная предпосылка формирования юго-восточного регионального ансамбля. При этом не стоит сбрасывать со счетов и культурно-психологические факторы, параллелизм исторических доминант.
Для последних выберем хронологический порядок перечисления, чтобы не ввязываться в неуместные дискуссии об удельном весе каждой из них. Все четыре страны обязаны своим православием Византии, в чьем культурно-политическом ареале они пребывали до ее конца в 1453 г. При этом историческая Греция – коренная часть Восточной Римской империи. Территория Болгарии в I в. н.э. завоевана Римом, а в 395 г. вошла в состав Византии. Кипр, в древности один из центров эгейской культуры, подпадает под власть Византии в том же 395 г. (в 648 г. завоеван арабами, в 965 г. – вновь Византией, в 1191 г. – крестоносцами). В процессе многовековых исторических пертурбаций подавляющее большинство греческого населения Кипра не утратило идентичности, сохранив язык, письменность, веру, память о традициях и корнях. Земли Румынии в начале II в. н.э. становятся римской провинцией Дакией. В 271 г. Рим уходит, после чего даки, геты, славяне используют эту территорию как плацдарм для вторжений в пределы Восточной Римской империи; в IХ – Х вв. территория современной Румынии почти целиком входит в состав Болгарского царства, в Х – ХI вв. – Древнерусского. 'Романский' язык Румынии – наследие исторически первого Рима, православие – Восточного, и хотя румыны не были покорены Византией, они находились с нею в активном экономическом, военно-политическом, культурном взаимодействии, впоследствии упрочив преемство посредством Болгарии и Древней Руси.
Вместе с падением Константинополя под натиском Османской империи вся четверка рассматриваемых государств разделила его судьбу, на несколько столетий попав под турецкое иго: с ХV в. по 1829 г. – Греция, с конца ХIV в. – Болгария. С 1879 г. последняя – самостоятельное княжество, хотя и турецкий вассал, с 1908 г. – независимое царство. Румыния попадает под османское иго в ХVI в. В 1829 г. румынские княжества Валахия и Молдова добиваются автономии, в 1862 г. объединяются в единое государство (Румынское княжество), оставаясь вассалом Османской империи, в 1878 г. оно получает независимость (с 1871 г. – Румынское королевство). Кипр в 1571-1878 гг. принадлежит Турции, пока не отвоеван Британией (в 1878-1959 гг. – ее колония).
Фактор иноверного и иноязычного османского господства, а также сравнительного позднего (в ХIХ – ХХ вв.) обретения суверенитета не мог не оставить глубокого – и общего! – отпечатка в миронастроении всей группы перечисленных стран. Наряду с оппозицией 'индустриальный Север – аграрный Юг', историческое наследие юго-восточного регионального ансамбля резко контрастирует с Вышеградской четверкой, вызревавшей, как сказано, под крылом не Османской, а Австрийской империи: во-первых, не иноверной (Венгрия, Чехия, Словакия, Польша – также католические), во-вторых, оставившей после себя значительно более высокий уровень промышленного развития, просвещения, трудовой морали.(31)
Подводя итог, приведем сводку конституирующих доминант юго-восточного регионального ансамбля. Общая дислокация в исторически 'греческом' ареале – Восточном Средиземноморьи и бассейне Черного моря. Сходные климатические условия. Специфически 'южный' тип хозяйств: высокий удельный вес аграрного сектора, дефицит высокотехнологичных производств, фундаментальных и оригинальных научно-технических разработок ('отсталость'). Сохранение реликтов традиционалистского общества ('народной культуры'). Единая конфессиональная принадлежность: православие. Общая историческая судьба: факторы Византии и Османской империи, сравнительно позднее для Европы обретение независимости. Демократические режимы установлены лишь одно или несколько десятилетий назад. Сходство проблем, интересов, ближайших исторических задач и, по всей видимости, перспектив (ЕС, НАТО). Не достаточно ли сказанного для манифестации концептуального единства группы, состоящей из Румынии, Болгарии, Греции, Кипра, и, соответственно, формирующегося здесь – по мере осознания и институализации единства – регионального ансамбля?
Со следующим примером, к счастью, дело обстоит значительно проще. Речь о расположенной на юге Европы полосе романских государств: Италии, Франции, Испании, Португалии. Два первых их них обладают наиболее многочисленным населением, высокоразвиты, принадлежат 'большой европейской четверке'; вторая пара занимает более скромную экономическую ступень и является в рамках ЕС дотационной. Сторонники скрупулезности могут применить на этом основании формулу 2 + 2, но мы не ставим себе подобной задачи, сосредоточившись не на различительных, а на интегрирующих признаках. Наряду с лингвистической и этнической корреляцией (романская группа языков, частичная соотнесенность со средиземноморской расой), обратим внимание на общую конфессиональную принадлежность (перечисленные страны – оплот католичества) и сходство климатических условий. Каждая из стран успела побывать в надлежащий период в статусе великой империи, память о чем бережно хранится до сих пор. Применительно к Италии – это, конечно, Римская империя, к политическим заветам которой уже в ХХ в. вдохновенно взывал Муссолини, величественная архитектура которой по настоящее время остается неиссякающим аттрактантом для индустрии туризма, а общепризнанное культурное наследие – одним из конструктивных залогов национальной идентичности итальянцев в качестве высокородных 'новых римлян'. На стыке Средневековья и Возрождения Венеция и Генуя строят собственные колониальные империи, становятся центрами европейской мир-экономики [62](32) . В неменьшей мере гордятся своим прошлым французы, которые на протяжении веков оставались одной из самых сильных и блестящих наций Европы, а затем возвели здание великой колониальной империи. В этом плане есть о чем вспомнить испанцам и португальцам, за спиной которых собственные колониальные империи, на их языках до сих пор говорят латиноамериканские страны.(33) По-видимому, не менее, если не более, важным является то, что у всех перечисленных стран их имперское величие – в прошлом. Нет, не национальные комплексы, огорчения и даже не благоприобретенная мудрость интересуют нас в данной связи, а те исторические выводы, политические интенции, которые направлены в будущее.
Случайно ли президент де Голль, оказавшийся современником и даже соавтором крушения французской колониальной системы (именно он вбил решающий гвоздь в ее гроб, выведя войска из Алжира), выдвинул лозунг единой Европы (от Атлантики до Урала), приложил массу усилий для его воплощения в жизнь, заразил этой идеей не только прямых политических наследников, голлистов, но и нацию в целом? С тех пор Франция – один из главных моторов европейской интеграции, борец за 'суверенитет' Европы практически во всех областях. Эту волю, направленную на строительство новой, европейской 'империи',(34) полностью разделяют с Францией Италия, Испания, Португалия – в отличие от правительств и партий ряда северных стран, еще недавно испытывавших серьезные колебания по поводу целесообразности 'слишком быстрого' и 'слишком глубокого' сближения.
Ироничный читатель, возможно, заметит, что в рядах 'евроскептиков' чаще всего были замечены наиболее богатые страны (Британия, Дания, нейтральные Швеция, Австрия и Швейцария), чей удел – быть донорами, а не акцепторами в общих финансах Союза, и перспектива 'кормить евробюрократов', 'южных и восточных лентяев' их не вдохновляла. Но ведь Францию и Италию такое соображение не останавливало. Тем более оно не могло остановить Испанию с Португалией, чей кошелек при общем бюджете пополняется. Но сейчас нас занимают не проблемы европейского объединения как такового – тем более, что позиции евроскептиков в новых условиях резко ослабли и локомотив интеграции выходит на проектный режим, – а конкретно романский ансамбль, факторы, ответственные за его консолидацию. Четверка упомянутых стран оказалась энтузиастом Союза и никак не может быть обвинена в евроскепсисе.
Какие еще признаки объединяют этот ансамбль? – Прежде всего, однотипность и тесная переплетенность историй. Как сказано, каждое из четырех государств обладает как минимум 'дважды имперским' прошлым: первая империя – Рим, которому регион в целом обязан 'романизацией', вторые
