что мы взяли вас в качестве заложников. Вы - гарантия того, что наши требования будут выполнены. Конечно, мы понимаем, что произойти может всякое, не все в наших руках. Может случиться так, что ваше правительство не захочет выполнять наши требования и решит освободить вас силой. Как только начнется штурм и мы поймем, что не владеем ситуацией, мы взорвем все заряды. Тогда взлетит на воздух не только зрительный зал и весь театр, но и все вокруг, сильно пострадают дома по соседству. Поэтому возьмите мобильные телефоны и звоните родным, друзьям и знакомым - пусть делают все, чтобы не допустить штурма. Скажите им - пусть власти выполнят наши условия, пусть начнут переговоры и не пытаются ни под каким видом вас освобождать.
Бараев поправил автомат и показал на одетых в черное чеченок.
- Посмотрите на этих женщин, - продолжил он. - Они готовы на смерть, они пришли сюда, чтобы отдать жизнь Аллаху. Для нас погибнуть во имя Аллаха - счастье. Это для вас, русских, православных, смерть - трагедия, беда, страх. Для нас - нет. Поэтому мы не будем колебаться, если будет штурм - взорвем себя. Если будет попытка штурма, которую мы отобьем, помните - за каждого убитого моджахеда мы расстреляем на сцене десять человек, за каждого раненого - пять. Это наши условия, звоните и передайте их всем. Пусть даже не помышляют о штурме. Они будут пытаться штурмовать, а мы будем выбирать жертвы среди вас.
Заложники схватились за телефоны. Это было тем более просто, что в партере у зрителей поначалу не отбирали ни сумочек, ни телефонов. Все стали звонить, чтобы передать страшную весть - чеченская война докатилась до Москвы.
Глава 5
- Вы знаете, что творится у нас в Чечне, - говорил Бараев в среду, 23 октября, поздно вечером, стоя на сцене театрального центра на Дубровке.
Неправда - они не знали. Для большинства россиян война не существует, идет где-то далеко, на окраинах империи, за - как казалось - хорошо охраняемыми границами Чеченской Республики, напоминающей концлагерь за колючей проволокой. Мало кого волновало, что там происходит внутри.
Особенно равнодушны жители Москвы, богатой, сытой, полной развлечений, кино, театров и ночных клубов, отделенной от войны двумя тысячами километров, охраняемой милицейскими постами и окруженной кольцом военных баз. Это почти виртуальная война - короткие кадры в теленовостях раз в неделю. Плюс уверения властей о том, что в Чечне становится все спокойнее. Москва, десятимиллионная столица новой сверхдержавы, создаваемой президентом Владимиром Путиным, абсолютно равнодушна к тому, что происходит у подножий Кавказа. Редкие антивоенные демонстрации собирают несколько десятков человек, хотя опросы и исследование общественного мнения показывают, что большинство россиян высказывается за мирные переговоры. А в это время житель Чечни, просыпаясь в своей постели, никогда не знает, удастся ли ему прожить еще один день. Впрочем, дни не так страшны, страшнее всего ночи. С темнотой приходит страх, не вломятся ли в дверь люди в масках из эскадронов смерти.
- Необычайно высок с обеих сторон конфликта уровень ненависти, - утверждает Олег Орлов из московского «Мемориала», организации правозащитников, которая занимается преступлениями сталинизма и преступлениями, совершаемыми в ходе войны в Чечне. - Причем так называемая вторая чеченская война значительно более жестока, чем-то, что там происходило раньше.
Казалось, что уже во время первой войны, с декабря 1994 года по сентябрь 1996 года, россияне использовали все методы укрощения строптивой кавказской республики - карательные экспедиции и акции усмирения, солдаты, прочесывающие дом за домом и убивающие жителей за сопротивление или вообще без всякого повода, ежедневные массированные артобстрелы Грозного и сел, а также печально знаменитые фильтрационные лагеря. По разным оценкам, во время первой чеченской войны погибло несколько десятков тысяч гражданского населения Чечни и около пятнадцати тысяч солдат (официально Министерство обороны дает цифру в три раза меньше). Жизнь в той Чечне была адом. Но начало второй кампании доказало, что российские солдаты и чеченские сепаратисты не показали еще всей своей зверской жестокости. Трудно описать словами то, что стало твориться на территории республики во второй половине 1999 года.
- До начала первой чеченской войны россияне относились к чеченцам без злобы и ненависти, - говорит Орлов. - Когда осенью 1999 года началась вторая чеченская война, общество буквально пропиталось страшной ненавистью к жителям Чечни.
Причин тому было много, все начиналось задолго до военной кампании на Кавказе.
Сразу же по окончании первой чеченской войны в 1996 году чеченцев стали считать чуть ли не средневековыми работорговцами. Не проходило месяца, чтобы на Кавказе не захватили известного журналиста или иностранца, за освобождение которых требовали один - два миллиона долларов выкупа. Случалось такое и с поляками. Под конец 1997 года были захвачены пять человек: Марек Кужинец, Павел Хойнацкий, Кшиштоф Галиньский, Доминик Пясковский, Марцин Тиеле. Через два года невольницами стали двое ученых: Зофья Фишер-Малиновская и Ева Мархвиньская-Вырвал.
В руки чеченских бандитов попадали не только известные люди, но и простые россияне. Захватывали строителей, инженеров, учителей и солдат. О них сообщали редко. И вообще не упоминали о том, что работорговцы - это чаще всего многонациональные банды, состоящие не только из бывших чеченских партизан, но и из жителей соседних республик, которые похищают и самих чеченцев, а также жителей Дагестана, Ингушетии или Грузии.
Заложники содержались в ужасающих условиях - в темных погребах домов или просто в ямах, вырытых в земле, под открытым небом, с решеткой вместо крыши, независимо от погоды и времени года. Многое зависело от стоимости заложника, от ожидаемого выкупа. Хозяева кормили своего невольника один раз в день, а то и раз в несколько дней. О мытье и говорить нечего. Заложников били и травили собаками. Иногда измывались и более изощренными способами. Я слышал историю семидесятичетырехлетнего старика, который провел год в вырытой в земле яме и весь год почти не спал, подремывал, боялся заснуть. Из стены ямы торчал кусок газопровода. Газ иногда был, иногда нет, и старику приходилось сторожить со спичками в руках, чтобы вовремя зажечь газовый факел, - если бы он уснул, мог погибнуть, так как метан тяжелее воздуха. В 2002 году был освобожден один россиянин, который, будучи невольником, работал на своих чеченских «господ» тридцать лет. Его семья давно считала погибшим.
Французский фоторепортер Брис Флетьо, который провел в неволе восемь месяцев в конце 1999 - начале 2000 года, психически не выдержал пережитого и через несколько недель после возвращения в Париж покончил с собой.
С ужасом в голосе произносились имена самых жестоких охотников за людьми. Одним из самых кровавых был Арби Бараев, дядюшка Мовсара, предводителя террористической операции на Дубровке. Арби прославился на весь мир в 1998 году, когда его люди захватили четырех инженеров лондонской фирмы Грэнджер Телеком. Трое британцев - Дарен Хикки, Питер Кеннеди и Руди Петши и новозеландец Стэнли Шоу - монтировали в Грозном систему мобильной связи. Их выкрали, несмотря на мощнейшую охрану. По невыясненным до сих пор причинам (скорее всего, британцы отказались платить выкуп), через три месяца все были зверски убиты. Однажды утром в начале декабря 1998 их отрубленные головы нашли в снегу у дороги, ведущей в Ингушетию.
Чеченские торговцы живым товаром, желая заставить семьи заложников платить выкуп, часто отрубали жертвам пальцы, изощренно избивали и измывались над ними. Иногда убивали, если «цена» заложника была невелика - семья была слишком бедной и не могла собрать достаточно большой суммы. Тем самым они заставляли семьи других заложников как можно быстрее собирать деньги. Каждое убийство записывалось на видеокассету. Выстрел в висок - наиболее гуманный способ убийства заложника, который можно увидеть в таких фильмах. Чаще всего связанного человека бросали на землю и, как барану, перерезали горло. Фонтаном била кровь, а несчастный медленно умирал, еще несколько минут содрогаясь в конвульсиях. Иногда голову пленника отрубали обычным топором. На одной из кинопленок видно, как вооруженный бородач отрубает голову старику со связанными за спиной руками. Слышен глухой удар топора. Когда голова уже отделяется от тела, камера с близкой точки показывает искривленное лицо старика с мертвым, разверзнутым в крике ртом.
