— Это слишком долго, — снова бесстрастно перевел Шмидт. — Вряд ли чехи найдут здесь для себя что-то полезное.
Чемберлен приподнялся со своего места, потянулся к телефонному аппарату.
— Телефон не работает, — предупредительно остановил его переводчик, испуганно глянув на Гитлера.
Чемберлен, застыв в неловкой позе, тоже посмотрел на Гитлера, потом на Даладье и проговорил:
— Но пусть для всеобщего спокойствия они хотя бы присутствуют в соседней комнате. Пошлите нарочного, господин Гитлер, если телефоны в вашем доме не совсем в порядке.
На лице Даладье не дрогнул ни единый мускул. Только Франсуа Понсе побледнел еще больше. Леже всегда отчего-то жалел его. Что ждет его, объяви Гитлер завтра войну Франции? Судьба канцлера Шушнига? Лагерь и плен? Наверняка Гитлеру известны настроения посла.
— В конце концов, кто-то же должен принять наши пожелания! — этот аргумент, спешно подсказанный Чемберлену Вильсоном, оказался приемлемым. Гитлер послал за Маетны и Масаржиком.
Поднялся Муссолини. Леже подумал, что блеском золота и серебра на мундире он лишь чуть уступает Герингу.
— Господа, — начал он, напряженно глядя на Шмидта, — пора претворить теорию в практику. Я предлагаю…
То ли Муссолини излагал сбивчиво, то ли Шмидт переводил небрежно, только Леже не мог отделаться от ощущения полной путаницы. Речь шла и об англо-французском проекте, и о работе международной комиссии, что-то говорилось о гарантиях новых чешских границ, ясно же и определенно звучало одно: судетский вопрос уже решен, что следует только документально оформить.
Когда Муссолини закончил, Чемберлен промямлил:
— В общем, и я, и господин Даладье так и мыслили решение вопроса, в духе предложений господина Муссолини…
Даладье промолчал. Казалось, он совершенно отрешился от происходящего. Леже мог поручиться — на Даладье тоже никто не обращал никакого внимания. Гитлер, во всяком случае, ни разу даже головы не повернул в сторону французской делегации.
— Мы, безусловно, позаботимся, — опять промямлил Чемберлен, и опять, как заметил Леже, по подсказке Вильсона, — чтобы чешское правительство по безрассудству и упрямству не отказалось от очищения территории.
Гитлер на реплику не отреагировал и сказал, что раз предложения Муссолини приняты за основу документа, можно начать выработку такового. Предложил объявить небольшой перерыв. Обеденный.
— Действительно, неплохо перекусить, — услышал Леже итальянскую фразу графа Чиано. Кажется, Гитлер приглашал итальянцев к своему столу. Да бог с ними, с вегетарианцами.
Когда диктаторы и их свита удалились, все как-то расслабились. Чемберлен тут же начал рассказывать рыбацкие истории.
Начинало уже темнеть, вслед за отобедавшими англичанами и французами в зал вошли лакеи, принялись растапливать камин. Чемберлен первым занял место у огня. Пришел Гитлер. Муссолини сел рядом с Чемберленом, и Гитлер встал за его спиной. Рядом с ним — как всегда, сияющий после хорошего обеда Геринг.
— Ну что ж, если все готово… — быстро сказал Муссолини.
Даладье наконец поднялся и решительным шагом направился к рабочему столу, где Эштон-Гуэткин, Аттолико и Леже правили текст соглашения.
— Я думаю, — громко сказал Даладье, через плечо Аттолико заглянув в текст, — эта работа требует нашего вмешательства, господин Чемберлен.
Чемберлену совсем не хотелось вылезать из уютного кресла, отрываться от тепла разгорающегося камина.
— Я читал это дважды, — пробормотал он, но, увидев, как вдруг метнулся к рабочему столу Гитлер, как нервно затеребил он цепочку карманных часов — Гитлер был в штатском пиджаке, только при нарукавной повязке со свастикой, — Чемберлен поднялся. Принялся внимательно читать и покачал головой:
— Да нет, господа, зачем же столь резко… — в упор посмотрел на Гитлера. — Я ведь не раз убеждал вас, господин Гитлер, что никогда не подводит только золотая середина. Господин Даладье, давайте еще раз просмотрим текст.
Даладье хмуро отстранил Леже и сел на его стул.
Они работали долго. Весь вечер. Даладье и Чемберлен составляли окончательный вариант документа, который войдет в европейскую историю как Мюнхенское соглашение между Германией, Великобританией, Францией и Италией — позор западноевропейской дипломатии. Это соглашение в 1973 году договором между Чехословацкой Социалистической Республикой и Федеративной Республикой Германии будет признано «ничтожным», то есть юридически недействительным с самого начала.
Но в 1938 году по договору Гитлеру отходило все, что есть в Судетах, — движимое и недвижимое. На обворованных чехов еще и возлагалась ответственность за проведение эвакуации без повреждений находящихся в Судетах сооружений и имущества. Насчет окончательных границ решили не спешить, как там еще дело пойдет — надо посмотреть, поэтому в договор внесли только пункт о создании международной комиссии, которая окончательно решит, как должна проходить граница в соответствии со строгим этнографическим принципом. А вот чехословацкое правительство должно незамедлительно освободить от несения воинской и полицейской службы, а также из тюрем всех судетских немцев. Что же касается не желающих проживать в рейхе чехов, то оптация населения может произойти в течение шести месяцев.
Всего восемь пунктов, все, как желал Гитлер. Единственное, что удалось у него «выцарапать», — это сроки — целых десять дней. Гитлер согласился начать оккупацию 10, а не 1 октября. Леже поразился, с какой бесстрастной деловитостью Чемберлен и Даладье отработали документ, к которому страшно прикоснуться, столько за ним крови и слез, национального и политического унижения!
— Их спасает парламентская закалка, — словно угадав его мысли, тихо сказал Франсуа Понсе. — Там привыкли делать черные дела в белых перчатках.
Мимо прошел Муссолини, засунув руки глубоко в карманы. Франсуа Понсе злобно усмехнулся — да, элегантным этого вождя не назовешь. Гитлер устало сидел на диване, устремив хмурый взгляд поверх карниза, в нетерпении сжимал и разжимал кулаки:
— Если документ готов, нужно подписать его. Хватит тянуть эту лямку.
Муссолини деловито подошел к большому столу и потянулся к чернильнице. Вдруг огляделся и неуверенно произнес:
— Нет… Чернил нет…
Немецкие чиновники заметались вдоль длинного стола.
Чемберлен, глядя на суету вокруг тяжелой и вычурной чернильницы, отозвался:
— Думаю, документ наконец отличается объективностью и реализмом. Но надо все-таки пригласить чехов…
— Да, документ вполне удачный, — со вздохом сказал Даладье, взявшись за перо, чтобы подписать соглашение.
К нему подскочил Риббентроп и поспешил указать, куда следует поставить подпись. «И это надо делать по их подсказке!» — вознегодовал про себя Леже.
Потом свои подписи поставили Гитлер, Муссолини и Чемберлен.
— И все-таки нужно ознакомить чехов… — настаивал Чемберлен.
— Когда мы уйдем, — ответил ему Муссолини.
— Кажется, эту неприятную миссию предоставляют нам, — отозвался Даладье.
Вильсон направился к дверям, чтобы пригласить Маетны и Масаржика. Ввел их только тогда, когда Гитлер и Муссолини, обменявшись рукопожатиями с Даладье и Чемберленом, удалились.
Чемберлен держал текст договора в руках. Но когда вошли чехи, поспешно передал его Эштон- Гуэткину:
— Найдите несколько теплых слов…
