яд, хорошо? Анфиса – умница, с ней не стоит играть в глупые кошки-мышки. Поплатиться можно будет потом за…
– За что?
– За обидное недоверие, если, конечно… Ладно, об этом пока не будем, – Катя вздохнула. – Ты там список составил тех, кто пищу готовил и подавал в тот вечер? И кто со Студневым за одним столом сидел? Ты всех этих людей подозреваешь?
– Я просто очертил круг возможных свидетелей и очевидцев, с кем мы будем плотно работать.
– И одного «за кадром» оставил – бывшего мужа Авроры? Гусаров не был в тот вечер в ресторане. Почему же ты взял на заметку и его?
– Интуиция подсказала, – усмехнулся Колосов. – Фамилию Гусаров мне сегодня в ресторане называли очень часто и очень многозначительно. И потом, я думаю, если он не был в тот вечер в ресторане и не сидел со Студневым за одним столом, это еще не алиби. Он мог не сам убить Студнева, а заказать его.
– Для убийства нужен веский мотив.
– Ну, как раз у Гусарова мотив был. Если жена путается с любовником, невольно подумаешь о мести.
– Аврора с Гусаровым развелись, так в справке записано.
– Но они до сих пор делят имущество. Это мне тоже сегодня в «Аль-Магрибе» подчеркивали часто и многозначительно.
– Но отравили-то не Аврору, а Студнева, – заметила Катя.
Колосов пожал плечами, что означало: да брось ты цепляться – разберемся.
– А что, у остальных были причины желать Студневу смерти? – не унималась Катя. – Или пока Гусаров – единственный подозреваемый в твоем списке?
– С остальными пока ничего не ясно. Слушай, ну имей же ты совесть, я только что оттуда приехал, не обедал даже. Дай хоть вздохнуть, факты осмыслить!
– Осмысливай, кто тебе мешает. – Катя поднялась. – Значит, я звоню Анфисе и приоткрываю карты. Я давно хочу узнать – как там у нее дела?
Она вернулась к себе в кабинет. Достала электронную записную книжку, долго рыскала по ней в поисках нужных телефонов. По прошлому опыту Катя знала, что искать Анфису Берг по месту работы в издательском холдинге «Открытый мир» в три часа дня – напрасный труд. Однако Катя все же позвонила туда и нарвалась на вежливый ответ: «Анфисы Мироновны сегодня не будет». Катя позвонила на мобильный – «Абонент не отвечает». Домой в три часа дня звонить было вроде бы тоже бесполезно. Но Катя все же набрала номер, не надеясь. Длинные тоскливые гудки, потом трубку сняли.
– Анфиса, – обрадовалась Катя, – ты дома? Это я, Катя, ты уже, наверное, позабыла, Анфисочка, и голос мой. Так хотела позвонить тебе, все собиралась, да… Дела проклятые. Эй, ты что? Что с тобой такое? Что случилось? С тобой все в порядке, Анфиса?
Катя с ходу настроилась на самый обычный женский разговор ни о чем и обо всем на свете, из тех, что обычно начинаются новостью: «Знаешь, а я покрасилась – такой цвет, супер!» – и заканчиваются сообщением: «Слушай, а этот-то, ну ты его знаешь, женился, вот бедняга, и как это его угораздило?» Но услышав в трубке голос Анфисы – изменившийся почти до неузнаваемости, срывающийся, какой-то ненормальный, загробный голос, Катя не на шутку испугалась. Она вдруг вспомнила: Анфиса была в тот вечер там, сидела за одним столом с человеком, который умер от яда.
Если бы она могла перенестись на другой конец Москвы, в Измайлово, на 15-ю Парковую улицу, зайти в подъезд старого пятиэтажного дома из серого кирпича, подняться на третий этаж и открыть дверь в квартиру тоже под номером пятнадцать, она бы не увидела встречающей гостей Анфисы – только дикий беспорядок в прихожей: брошенную на пороге сумку, из которой вывалились кучей бумажник, телефон, пудреница, пачка сигарет, очки и недочитанный роман «Пианистка» Эльфриды Елинек.
Она бы увидела раскиданные по прихожей другие вещи – чехлы от фотокамер, зарядные устройства, тапочки, смятые летние белые брюки, свисающие с дверцы шкафа, пыльные босоножки, скомканную запачканную майку из модной в этом сезоне вышитой марлевки. Из прихожей точно змея тянулся длинный черный провод – мимо комнаты, мимо кухни – в ванную.
Это был провод старого допотопного телефона, оставшегося еще от прежних жильцов. Сам телефон стоял в ванной на кафельном полу. В ванной было туманно от горячего пара, треснувшее, а быть может, и намеренно разбитое зеркало заплыло. Ванна до краев была наполнена горячей водой, часть ее выплеснулась на пол, грозя подмочить и законтачить телефон. На белом кафеле ярко горели какие-то красные пятна. В ванне, низко наклонив голову к коленям, сидела женщина. Голое тучное тело ее занимало почти все узкое пространство ванной, почти не оставляя места воде.
Зазвонил телефон. Он звонил долго, гулко тараня душный, пропитанный мылом и паром воздух. Звонил так громко, что мог бы поднять и мертвого.
Женщина в ванной пошевелилась. По воде сразу же пошли розовые разводы – гуще, гуще. И вот уже вся вода изменила свой цвет. Женщина точно очнулась от забытья, прислушалась к настойчивым резким звонкам, протянула руку – машинально, вяло. В руке было зажато бритвенное лезвие. Точно стальная бабочка, оно легко и бесшумно порхнуло на кафельный пол. Пальцы женщины нашарили трубку телефона.
Если бы Никита Колосов увидел Анфису Берг сейчас, он бы вряд ли узнал в ней ту, с кем разговаривал всего несколько часов назад в ресторане. Женщина подняла трубку, судорожно потянула ее к уху, откидывая мокрые, слипшиеся как сосульки волосы.
Ее полные, уже порядком обвислые груди с коричневыми сосками колыхались на воде от каждого движения. На груди, на белой, не тронутой загаром коже низко, чтобы быть скрытым самым смелым декольте, точно пурпурные насечки, рдели раны-надрезы. Из них текла кровь, окрашивая воду. Надрезов было уже шесть. Все они были неглубокие – кожа чуть-чуть рассечена нежным касанием бритвы. Когда Катя позвонила, Анфиса делала себе седьмой надрез на груди. Он так и остался незаконченным.
А на бортике ванны в белой пластиковой мыльнице ждала своей очереди запасная бритва, заботливо продезинфицированная остатками духов «Кензо» из почти пустого старого флакона. Он валялся под раковиной в ошметках пыли и клочьях выпавших волос.
