Царица долго смотрела на него, затем медленно положила восхитительную лилейную руку ему на плечо.
— Ланской, — проговорила она, — в минувшие дни я много занималась вами. Думали ли вы обо мне?
— О, разумеется, ваше величество, — ответил он.
Екатерина вздохнула.
— Я сказал что-то такое, что вызвало недовольство вашего величества? — поспешил спросить Ланской.
— Нет, мой друг, однако я недовольна судьбой, возведшей меня на пустые ступени трона, где я чувствую себя такой одинокой, такой покинутой. Я не хочу, конечно, сказать, что мне хватило бы простой хижины, но небольшого замка в стороне от большой дороги мирской суеты, кружка добрых друзей и мужчины, которому принадлежит мое сердце и который тоже любит меня, мне, вероятно, для полного блаженства было бы достаточно!
— Есть ли хоть одно желание, исполнить которое было б не в вашей власти? — возразил Ланской, все еще продолжая стоять перед ней на колене.
— Разве могла бы я приказать сердцу другого человека полюбить меня? — с оттенком горечи в голосе воскликнула Екатерина. — По одному мановению моей руки мужчина, на которого пал мой выбор, превращается в моего послушного и безвольного раба, но никакая сила на свете не может заставить его любить!
— Нет, ваше величество, сила красоты может.
Екатерина пожала плечами.
— Мне твердят, что я красива, Ланской, да, я это так часто слышала, что мне чуть ли не скучно стало быть красивой. Я предпочла бы быть уродливой, но любимой тем мужчиной, который настолько бы заполнил все мое существование, что в Екатерине не осталось бы ничего, что б ему не принадлежало.
Ланской поднялся, он открыто и бесстрашно посмотрел красивыми лучистыми глазами прямо в бледное лицо царице, очарование которого вдвойне усилилось волной нахлынувшей грусти.
— Да разве ж возможно, ваше величество, не любить вас, не любить так, как вы того желаете?
Екатерина залилась румянцем и чуть заметно затрепетала.
— Давайте не будем говорить обо мне, — промолвила она, выдержав некоторую паузу, — я взяла себе за правило отныне заниматься не своей персоной, а только исключительно вами, Ланской, — при этом она с сердечностью, которая совершенно обезоружила его, протянула ему руку.
— Ответьте мне, мой друг, откровенно на все вопросы, это пойдет вам только на пользу, ответьте откровенно и честно, я так хочу.
— Даю вашему величеству слово, что буду говорить одну правду.
— Ну, тогда прежде всего скажите мне, что я могу предпринять, чтобы сделать вас абсолютно счастливым, — начала Екатерина. — Надеюсь, что вы полюбите и будете любимы взаимно, ибо без любви не бывает настоящего счастья.
— Конечно, ваше величество.
— Итак, вы любите?
— Да.
— Всей душой?
— Я готов был жизнь отдать за женщину, которую люблю.
— Она, стало быть, красива, эта женщина?
— Самая красивая женщина на свете.
— И она вас тоже любит, — пробормотала императрица с горькой улыбкой, — ну конечно же, она не может не любить вас!
— Я не осмеливаюсь даже мечтать об этом.
— Она такая добродетельная, или такая гордая?
— Она недосягаема для меня.
— И это, мой друг, делает вас несчастным?
— Нет, ваше величество, возможность даже просто находиться рядом с ней для меня блаженство.
— Я желаю знать, кто эта женщина, Ланской, — воскликнула Екатерина, высоко вскидывая голову. — Быстро, как ее имя?
— Это единственный вопрос, на который я не хотел бы отвечать.
— Даже в том случае, если я вам прикажу? — спросила Екатерина, мгновенно принимая исполненную величественности позу. — Я вам приказываю назвать мне имя женщины, которую вы любите, и назвать сейчас же.
— Я должен повиноваться?
Императрица утвердительно кивнула.
В ту же секунду Ланской рухнул к ее ногам.
— Простите, ваше величество, но женщина, которую я люблю, которую я боготворю…
— Говорите же, как зовут эту женщину? — в нетерпении топнув ногой, крикнула царица.
— Екатерина Вторая.
— Ланской! Вы любите меня… да возможно ль такое? — с ликованием в голосе воскликнула прекрасная деспотиня.
— О, Екатерина, да разве ж можно не полюбить вас? — отозвался Ланской, хватая ее руки и покрывая их поцелуями.
— И ты не спрашиваешь, люблю ли я тебя? Ты прав, Ланской, ты по моим глазам должен был прочитать, что ты для меня значишь. Да, Ланской, я люблю, впервые с тех пор, как появилась на свет, люблю, и ты тот, кто одолел меня, кто принес мне такую беду и одновременно одарил меня таким несказанным счастьем. Но не обо мне должна сейчас идти речь, а только о тебе, я хочу увидеть тебя счастливым, в этом заключается для меня высшая радость.
Она с неистовой нежностью обняла его, и ее уста лихорадочно слились с его устами в горячем поцелуе.
Екатерина Вторая любила, эта бесподобно красивая женщина, со шпагой в руке беспощадно свергшая с трона своего коронованного супруга, любого своего фаворита превращавшая в послушного раба своих сладострастных капризов, любила всей душой, теперь она трепетала в испуге, если видела хоть малейшую тень, омрачившую чело возлюбленного, и денно и нощно, во сне и наяву была воодушевлена только тем, как бы его осчастливить.
Потянулись часы нескончаемого блаженства, которые Екатерина Вторая проводила с красивым, достойным любви Ланским, зимой в великолепно обставленном Эрмитаже, а летом в милом ее сердцу Царском Селе. Ни один человек не узнал бы в этой любящей женщине, которая, нежно прильнув к возлюбленному, пролетала мимо в санях, или серебристо-белыми лунными ночами покачивалась с ним в челне на глади уснувшего пруда, которая в роскошном будуаре стояла перед ним на коленях и все никак не могла досыта наглядеться на его лицо, да она и заснуть-то не могла, пока он не покачает ее голову в своих ладонях, словом, в этой преданной, мечтательной, исполненной доброты и самопожертвования женщине никто бы сейчас не узнал деспотиню, похоть которой на несколько более высоком уровне возрождала вакханалии Агриппины и Мессалины,[8] а жестокость — зверства Нерона.
— Она любит Ланского, как никого еще не любила, — говорил своей супруге князь Дашков.
— Скажи лучше, что Ланской первый, кого она вообще любит, — отвечала княгиня, — и эта женщина, давно уже являвшая нам самые блестящие образцы гениальности, ума, мужественности, решимости и несгибаемости, вдруг поражает нас тем, чего мы меньше всего от нее ожидали: большим, добрым и нежным сердцем.
Власть, которую Ланской приобрел над Екатериной Второй, была неограниченной и беспримерной, однако всеобщая любовь к нему окружающих указывала на то, что он никоим образом не злоупотреблял ею.
