– Весной, летом, да?
– Весной, летом, зимой снег.
– И волки в лесу, – хмыкнул Колосов.
– Никита Михалыч, помолчи. – Он удивленно глянул: надо же, схлопотал! – А в Половцево, в Уваровку вы с братом не ходили, Костя?
– Туда на автобусе надо. Денег нет. Пехом иногда, редко.
– Значит, бывали в тех местах. А никого дорогой не встречали? Ребят, взрослых с собаками, например?
– Собаки на цепи должны быть, – назидательно заметил Костик. – Мамка так говорит. Отчим один раз кобеля приволок, так она потом орала: у нас не зверинец, а квартира!
Катя вспомнила котов. Мда-а, квартирка, живодерня скорей. Дурная наследственность. Благо еще Костик этот производит впечатление тихого психа: не противоречит, на вопросы отвечает, не замыкается.
– Не встречали вы, значит, в лесу людей с собаками?
– Не встречали.
– И вас никто никогда в лесу не пугал, не обижал?
– Серый волк там не глодал ли Красной Шапочки? – снова влез Колосов. – Катерина Сергеевна, о чем ты его спрашиваешь?
– Никто не обижал? – продолжала настойчиво допытываться Катя.
– Меня не обидишь, – заявил вдруг Листов. – Если что, мы с братаном и сдачи дадим. Видишь, какие мускулы? – Он продемонстрировал Кате тощую цыплячью переднюю конечность. – За горло схвачу – задушу к… матери!
– Потише, потише, – Колосов нахмурился.
«Строптивый имбецил», – Катя тут же вынесла Листову диагноз, противоположный своему прежнему.
– А ты, значит, можешь и человека задушить, Костик? – спросила она задушевно.
– Запросто.
– И не жаль тебе его будет?
– А чего жалеть? Народу много.
– Ну а ты пробовал уже?
– Не-а. Зачем? – резонно удивился Листов и снова сладко зевнул. – Я спать хочу.
– А не страшно было бы тебе душить человека? – гнула свое Катя.
– Чего страшно-то? В овраге вон собаку задушили, так мы с Ленькой смотреть ходили. Нормальная псина, тока мертвая, и голова у ней туда-сюда мотается, как у того мужика на березе.
– Какую собаку задушили, Костик?
– Злую. На Мебельном у заправки ее держали. Потом она убегла у них – нам ребята говорили. Потом ее в овраге нашли. Башка набок свернута.
– А когда вы ходили смотреть на собаку? – спросил Колосов.
– Не помню я!
– Зимой, когда снег был?
– Нет, мы тогда банки на березах ставили, сок брали.
– И шел сок уже?
– Не-а, не шел еще. Ну чего пристали? Я спать хочу!
Катя поднялась. Колосов вызвал дежурного, Листова увели.
– Убедилась, – заметил Колосов, – не супермен отнюдь. А младший вообще шкет.
– С ними надо разговаривать, Никита, – Катя вздохнула. – Много, подробно. Тут психолог нужен, педагог хороший. Это же интереснейший психологический феномен: с одной стороны, полнейшая социопатия, а с другой – похороны трупа, мародерство и…
– Ты Листова на что-то нацеливала, да? На что? Что узнать хотела? – поинтересовался Колосов.
– Ничего, так, – она отвернулась, – что это еще за задушенная собака, а?
– Никита Михалыч, там эксперты в Москву уезжать собираются, так спрашивают: вы поедете? – В кабинет заглянул дежурный по ИВС.
– Я остаюсь, вот пусть коллегу захватят, скажите, чтобы подождали.
У кабинета они застали Сергея Новогорского. Катя его отлично знала: ведущий эксперт отдела специальных исследований ЭКО. Не раз она делала материалы об этом отделе, не раз встречалась и с Новогорским. Это был настоящий красавец, и он отлично знал это. В ЭКО в него был влюблен весь женский персонал – и стар и млад. Новогорский жуировал жизнью напропалую: постоянно то женился, то разводился, разменивал квартиру, платил алименты, терпел лишения и неудобства, но поиски личного счастья не прекращал.
