зачем ей этот уволенный остолоп? – Вы езжайте, я сама потом как-нибудь доберусь.
В дверь нужной квартиры она звонила очень долго. Никто не открывал, и она внутренне возликовала: дома никого. И зачем только машину служебную отпустила? Теперь на автобусе до метро трястись, но это ничего. Главное – «их дома нет», так она и доложит завтра полковнику Гущину.
Но тут в квартире что-то грохнуло, за дверью завозились, щелкнул замок без обычного пугливого окрика «Кто там?», и Катя узрела голый мужской торс.
Сначала только это, потому что торс и плечищи заслонили собой весь дверной проем, нависая мускулистой громадой. «Весь татуированный!» – испугалась Катя.
А потом глянула в маленькие глазки обладателя роскошной мускулатуры.
Он был очень молод, но казался старше своих лет из-за массивности фигуры. Рельефная мускулатура как-то странно сочеталась с полнотой – он производил впечатление толстого парня! Что-то медвежье, медлительное в облике, и вместе с тем он здорово походил на актера Траволту из старинного «Криминального чтива» – вот только волос до плеч не носил, стригся коротко.
– Здравствуйте, – пропищала Катя, внезапно ощущая себя маленькой и слабой, как комарик перед горой. – Вы Федор Басов?
Он пялился на нее, как ей показалось в тот момент, тупо. Маленькие медвежьи глазки сонно моргали, одной рукой он уперся в дверной косяк, а другую держал за спиной, что-то там пряча.
– Я Басов.
– Капитан Петровская Екатерина из Управления подмосковной полиции, я по делу об убийстве девушки, тело которой вы обнаружили в Гнилом пруду, – Катя старалась сразу «подавить», «сразить» его обилием сведений о себе, но поражалась, как противно тонко звучит ее голос сейчас. – Мне надо с вами поговорить, мне сказали, что вы окажете любую нужную мне помощь.
С этим она, пожалуй, хватила через край. Но в тот момент ей было уже все равно. Лучший вариант, чтобы этот громила захлопнул дверь у нее перед носом. И тогда, бормоча «спасибо, спасибо, извините за причиненное неудобство», она бы скатилась по лестнице и с песней полетела бы назад в Москву. Этакий страхолюд татуированный, и с таким работать? Вести дело? Да он пальцем придушит и не заметит. И за что-то ведь его «не взяли в полицию». О, она теперь знает за что – за эти вот татуировки: дракон какой-то сине-красный, чуть ли не иероглифы на бицепсах выколоты.
– Кто сказал?
– Что кто?
– Кто сказал насчет оказания помощи?
Голос его звучал спокойно, низко.
– Шеф криминальной полиции полковник Гущин.
– Проходи.
Он отступил, открывая путь Кате в квартиру, нет, в свое логово, как тот людоед из сказки, что так и не съел маленького, ушлого мальчика с пальчик.
Девочку с пальчик… При своем высоком росте на каблуках Катя ощущала себя карликом. Квартирка оказалась тесной и уютной, захламленной, как и все давно и капитально обжитые дома наши, однако какой-то «половинчатой» – так показалось Кате.
Прихожая, кухня и одна из комнат – вполне нормально обставленные, набитые вещами. В комнате все чин-чинарем – уютнейшая лампа на столике у кресла, и корзинка с разноцветными клубками, и пропасть цветов в горшках на окне, и плед китайский с мордой тигра полосатой из оранжевого плюша. А вот другая комната – меньшая по размеру, куда открывалась дверь из прихожей: голые стены и пол, устланный циновками. И еще какой-то помост, или топчан, или ложе – деревянные доски, тощенькая циновка на них небрежно кинута и деревянный валик вместо подушки.
Только гвоздей не хватает. Окно полуприкрыто старой бамбуковой шторкой. В нише у окна над изголовьем деревянного ложа черной краской намалеван криво, с потугой на каллиграфию какой-то иероглиф.
Федор Басов встал посреди этой японско-китайской голизны, уперев мускулистые длани в бока. И в этот момент Катя узрела у него в правой руке пистолет.
– Вы так всех в дверях встречаете, Федя, вооруженный? – осведомилась она. И голос ее уже звучал нормально. Нормально звучал! От комариного писка и следа не осталось, и от растерянности первоначальной, и от удивления.
Он не успел ответить, в двери щелкнул замок, кто-то открыл ее снаружи ключом, и в квартиру ввалилась толстая румяная блондинка здорово за пятьдесят в пестром сарафане и кофте внакидку с пятью бутылками пива в руках и большим пирогом на фарфоровой тарелке.
– Федюша, ты дома? Глянь, что Розанна испекла, пока я у нее сидела. Ох и кулинарка она, всех этих в телевизоре поваров за пояс заткнет. С мясом, как ты любишь, правда, с куриным. И яиц туда крутых порубила, и лука нажарила, фарша навертела, пока мы там с ней по рюмашке. Пока ля-ля да ля-ля о том о сем, уж и пирог в духовке поспел. Вот бы тебе такую жену, Федюнчик, с такой не пропадешь, нет. Я подумала: а что? Ей сорок всего стукнуло, баба она ягодка, ты на нее только глянь, хата у нее – три комнаты, сын в училище военном, потом все равно на границу ушлют служить. Ты бы у нее там как сыр в масле катался – накормит, напоит, к ящику тебя посадит – смотри футбол хоть день-деньской, а она тебе еще и тапки принесет. Уж очень ты ей глянешься, уж она мне сейчас и так и этак намекала. И «пирог-то берите, накормите своего», и пива-то полны руки, вон сколько бутылок. А что стара для тебя, так ты молодым что-то не очень, не очень глянешься, не больно-то схватили тебя. Это я как мать тебе родная скажу, хоть, может, и не понравятся тебе эти мои слова, как и вообще никакие мои слова тебе обычно не нравятся!
И тут мамаша Басова увидела Катю.
– Мать только за порог, а ты уж и девицу привел?
– Щас поговорим с тобой, я только оденусь, – Басов повернулся к Кате. – Мам, это по делу.
– Какие у тебя дела? Из ментовки и то выгнали!
– Мам, я прошу тебя… Жди тут, я сейчас оденусь. – Это уже Кате, слегка оглохшей.
– Я из главка, капитан Петровская, простите, что прямо домой к вам, но на стоянке, где ваш сын работает, мне сказали, что он уже…
– Что? И оттуда его уволили? Выгнать тебя и оттуда уже успели?
– Мам, я прошу тебя! – Голос откуда-то из квартирных недр.
– Нет, нет, что вы, его не уволили, он просто сменился – мне так сказали, – Катя испугалась, что стала причиной семейной свары. – Извините за беспокойство.
– Пирога хотите?
– Нет, спасибо.
– Он с мясом.
– Да нет, спасибо, я просто узнать… это по поручению полковника Гущина.
– Кого?
– Полковника Гущина из главка.
– Он вас ко мне послал?
– Не к вам, к вашему сыну.
– Ах к сыну… Вспомнил! Передайте ему, что я не нуждаюсь. И Федюнчик тоже не нуждается. Пусть провалится к чертям со всеми своими благодеяниями. Не мог даже так устроить, чтобы Феденьку на хорошую зарплату, в хорошее место. В полиции вон сколько платить обещаются. Бери пирог.
– Нет, нет, спасибо.
– Да бери ты, не ломайся. – Прижав пивные бутылки рукой к необъятной груди, мать Басова отломила чуть ли не половину куриного пирога и всучила сочный румяный кусок Кате.
– Пошли, на воздухе поговорим.
Катя обернулась – Федюнчик оделся и ждал ее на пороге распахнутой двери.
На волю! В пампасы! Катя вылетела из этой квартирки… логова как пробка из бутылки. А вслед ей неслось:
– Передай этой лысой сволочи, что я не нуждаюсь! О себе пусть лучше лысый черт заботится. А я как- нибудь со своим сыном и так проживу!
