холдинг».
– В тот день, двенадцатого июня, она ни на какую экоярмарку днем не поехала, а встретилась с отцом Лаврентием, – сказала Катя. – Его алиби ведь на ту дату только на вечер проверяли, на момент убийства. А что делал он днем, где был, где был днем и что делал его брат Галич, никто не проверял. А про Эдуарда Цыпина мы тогда вообще ничего не знали.
– Лаврентий привез Марию Шелест в дом Цыпина в Березовой роще, это у них чем-то вроде штаб- квартиры считалось для встреч. И там она познакомилась с Галичем и с Цыпиным. И они, не откладывая в долгий ящик, сразу сказали ей, что они от нее хотят. А что хотели – как это ни называй, а суть одна – иметь ее все втроем. А она им сказала – нет, так не пойдет. Любая уважающая себя девушка, по-моему, ответила бы так же.
– Она не только сказала им «нет». Она пришла в ярость, в бешенство. Та же реакция, как и там, в кофейне на влюбленного в нее Руслана Султанова, – Катя вспомнила Новый Иордан и полосатые диванчики в кофейне, стеклянную витрину с пирожными. – Она снова, к сожалению, не смогла сдержаться.
– Но убивать они ее не собирались. Не хочет так не хочет. Нет проблем. У Галича и Лаврентия вечер двенадцатого июня был по минутам расписан, а вот Цыпин оказался свободен, ему и поручили братья отвезти девушку домой. Тот согласился и почти ведь довез ее до Нового Иордана… М-да… что там, в машине, у них произошло, Лаврентий знает с его слов. Вообще, учитывая эти наши фотографии… Понять парня можно, простить – вот это никак, ведь тройное убийство на нем целиком, руки по локоть в крови. – Гущин снова взял конверт со снимками, но опять-таки не открыл, положил на стол. – В машине, на дороге у них возник конфликт, он остановился, попытался в последний раз уговорить ее «по-своему», а она ударила его по лицу и обозвала «мутантом», уродом… «Не прикасайся ко мне, чтоб я родила вам этого вашего мутанта… выродка вонючего». Жалости в ней не было к братьям, они все честно ей рассказали при встрече – ведь в жены ее собирались брать, в матери, а в ней не было жалости к ним, ко всему этому их чернобыльскому наследству, только ярость, обида, что вот снова… верное дело, жених, сватовство – и сорвалось. Лаврентий говорит, что, услышав про «мутанта» и «выродка», его брат Эдуард Цыпин ударил Марию Шелест ножом – девушка из последних сил выскочила из машины и ринулась на дорогу. В это время мимо проезжала Оксана Финдеева с дочерью. Она увидела девушку и Цыпина, только приняла его за Лаврентия. И не остановилась, проехала мимо – на свое же счастье. Узнать, что случилось, остановились пассажиры встречной машины «Шевроле» – Хиткова и Солнцев. Там, на дороге, Цыпин убил их, они же оказались свидетелями убийства Марии – та рухнула на дорогу с раной в груди прямо на их глазах.
И вот он остался там с ними – три трупа, машина «Шевроле» и свидетельница, которая видела его и, кажется, «узнала», сумевшая уехать. Отсюда и начинаются все несуразности этого дела. Цыпин попытался избавиться от тел – сначала всех троих хотел утопить в Гнилом пруду. Но труп Марии Шелест зацепился за корягу, всплыл, и вообще оказалось, что пруд мелкий. Тела свидетелей он решил сначала сжечь в лесу прямо в машине. Но это большой огонь и огромный столб дыма, а над лесами и так кружит пожарная авиация, вертолеты МЧС. Тогда он сжег в костре только тела, а машину сбросил в овраг. На очереди осталась свидетельница Финдеева – он запомнил номер машины, а его брат Лаврентий узнал по описанию жену своего прихожанина и благотворителя, жертвовавшего на церковь. Счастье Оксаны, что она на следующий же день улетела с дочкой в Германию, иначе бы… В деле устранения свидетелей Цыпин жалости не знал, тут нечего на его счет заблуждаться.
Два месяца все они ничего не предпринимали, ждали, дело в Новом Иордане по убийству Марии Шелест шло своим чередом, свидетельница Финдеева оставалась вне их досягаемости. А потом отец Лаврентий от ее мужа, своего прихожанина, узнал, что Оксана возвращается домой. И вот тогда он решил явиться с повинной, взять убийство на себя, отлично зная, что при расследовании его алиби на тот вечер двенадцатого июня будет доказано. Что бы потом ни говорила Оксана Финдеева, если она все же надумает дать показания, что она, мол, видела отца Лаврентия в вечер убийства на дороге в машине с девушкой, это уже не будет восприниматься как правда. Ведь Лаврентий фактически вынудил следователя доказать свое алиби на тот вечер. Он загодя посеял сомнения в показаниях Финдеевой. И его расчет оказался точным – когда она явилась и рассказала нам, мы ведь ей не поверили. Вообще братья убедили себя, что их сходство дает им шанс безнаказанности. Разные фамилии, разные адреса, тайна усыновления, до тех пор, пока не увидишь их всех втроем, не догадаешься, что имеешь дело с близнецами. И при этом полнейшее внешнее сходство.
Ведь даже сейчас, когда мы пытаемся разобраться, если бы Галич и Цыпин остались живы, доказать все в суде… мы бы вряд ли сумели. Что у нас есть на них? Вещественные улики? Нет. Показания Финдеевой? Но она ведь убеждена, что видела отца Лаврентия. А у него алиби. Как доказать без признания Цыпина, что это он был там, а не его брат-близнец? Труп студентки в подвале? Похищение девчонки, которая в меня же потом и стреляла? Так она, эта Шуша Финдеева, уже не потерпевшая, а тоже соучастница. Нет, я тебе говорю, если бы братья отказались в суде давать показания, доказать, кто же из них, близнецов, фактически виновен в убийстве – кто исполнитель, а кто соучастники, – практически невозможно. Это я тебе говорю – сыщик с тридцатилетним стажем работы. Нельзя сказать, что это идеальное преступление, потому что не они все это придумали. Но так уж вышло. И это факт. Словно кто-то за них в этой путанице постарался, словно кто-то решил им помочь на свой лад.
– Лаврентий Тихвинский говорил нам о демоне, о демоне-убийце, – сказала Катя. – Только Цыпина ли он имел в виду?
Она сама взяла со стола тот конверт и достала снимки.
Разложила их на столе по датам.
От самого их рождения.
От начала пришествия вчетвером в этот мир из огня Чернобыля.
Глава 57
Фотографии
На двадцати снимках фотокамера с документальной точностью бесстрастно запечатлела «развитие врожденного пострадиоактивного чернобыльского синдрома однояйцевых близнецов», появившихся на свет раньше срока, в декабре 1986 года.
– В НИИ радиационной медицины этот случай, как оказалось, кое-кто еще помнит, и в отделении хирургии спецгоспиталя № 2 тоже, хотя документы отсутствуют, изъяты сразу после закрытия исследовательского проекта, – полковник Гущин смотрел на снимки. – Родились четверо, квартет близнецов у матери, как врачи говорят – редкое явление. Две пары. Вот эти двое родились внешне без физических изменений.
На снимках Катя видела младенцев – пять дней от рождения, месяц, три месяца, шесть месяцев, десять месяцев.
Крохотные ручки уже тянулись к погремушкам. Глаза смотрели на мир – эй, мир, что ты уготовил нам?
– Будущие Лаврентий Тихвинский и Владимир Галич, а тут на снимках у них номера 01 и 02, – сказал Гущин. – Анна Филаретовна Иркутова тогда солгала нам – не на Украине усыновил ребенка протоиерей Тихвинский, их всех четверых сразу же после смерти их биологической матери во время родов перевезли на объект в Железнодорожный. Этих двух изучали, но готовили к усыновлению. Будущие приемные родители должны были соблюдать ряд условий – давать подписку о неразглашении и ежемесячно представлять ученым проекта данные анализов по обследованию детей, которые болели и которые имели, как нам объяснили, «парадоксальную и неизвестную науке психоэмоциональную связь друг с другом в результате генетической мутации». А вот эти двое, их братья, оставались на объекте до пяти лет.
На втором десятке снимков пара близнецов.
– Близнецы-иллиопаги. Вот этот 03 – будущий Эдуард Цыпин, а этот 04 – его брат, у него не было даже имени. Господи, не могу на это смотреть, за что такое детям?
Гущин отвернулся, но Катя смотрела. Слишком часто от этих снимков с ужасом и брезгливостью отводили взгляд.
Близнецы-иллиопаги, сросшиеся спинами и ягодицами, – вот они, на снимках, – двое и одно целое в возрасте шести месяцев, года, двух лет, трех лет, четырех.
Один – внешне тоже без физических изменений, если его отделить, но второй брат-близнец, не имевший даже имени, изуродованный в материнской утробе, появившийся на свет куском плоти – с
