фантомы. Если бы соседка не сказала, что это девочки, можно было бы подумать, что это мальчишки, в таком возрасте все одинаковые – в цветных пижамках, босоногие, сонные...
В результате очки и номер в телефонной книге оказались найдены, и дверь в квартиру ломать не пришлось. Ждали во дворе в машине, пока жена Колобердяева приедет на такси. Катя вспоминала рассказ соседки:
– Они не развелись, просто не живут вместе. Они раньше жили не здесь, они ту квартиру свою то ли продали, то ли разменяли... Агнесса Леонидовна как-то мне жаловалась: мол, та очень хорошая была квартира на Кутузовском... Ну, эта у него тоже ничего, хоть и однокомнатная. Ох, в таком возрасте расходиться – не дай бог. Но, видно, Агнесса устала терпеть. Они раньше-то за границей жили, работали при посольстве, ну и вещи там разные привозили, в общем, она привыкла. А потом его на пенсию вытолкнули, а тут еще его слабость обострилась... Вещи-то и ушли все… Но он, конечно, работал, не то чтобы пить целый день, нет, зачем, работал... Кажется, и ей, жене, что-то давал, несмотря на то, что не живут вместе. Квартира, если что, не дай бог, ей достанется по закону, она наследница... Еще богатой женщиной станет, если квартиру-то эту продаст.
А вот чем не версия? Убийство за квартиру... Наняла жена киллера, и он там, на бульваре, и прикончил ее мужа... А все остальное для отвода глаз...
Катя увидела полную брюнетку в белых брюках и вязаном кардигане, вылезавшую из появившегося во дворе дома желтого такси.
Когда Лиля Белоручка вместе с оперативниками сообщила ей о трагедии, Агнесса Леонидовна только плотно сжала накрашенные вишневой помадой губы. Не заплакала, не запричитала.
– Значит, его убили? – переспросила она так, словно речь шла о совершенно обычном и будничном деле. – А кто это сделал?
– Проводится расследование, – капитан Белоручка, прищурившись, смотрела на столь хорошо владевшую собой вдову. – Вы, кажется, не очень-то и огорчены.
– Я устала. Вся наша жизнь с ним большая ошибка, роковая для меня ошибка. Теперь он меня освободил. Так вы не знаете, кто мог это сделать?
– Нет, пока не знаем. У вас есть какие-то подозрения?
– Какие у меня могут быть подозрения? Вот уже шесть лет мы живем раздельно и практически не видимся.
– Но у вас ключи от его квартиры, не возражаете, если поднимемся, осмотрим все там?
– Разумеется, я понимаю, что это вам необходимо в ходе следствия. Вот ключи, делайте, что хотите, там. Я обязана присутствовать?
– Желательно. Квартира была приватизирована вашим мужем?
– Да, и теперь достанется мне, вы это хотели сказать? – Агнесса Леонидовна надменно глянула на капитана Белоручку, потом на оперативников и отчего-то особенно недобро на Катю, стоявшую рядом. – Что, я уже в числе подозреваемых? А если у меня алиби?
– Алиби? А на какое время? Вам что, известно время, когда ваш муж был убит?
– Нет, но... вы не так меня поняли, – щеки дамы пошли пунцовыми пятнами. – Я не то имела в виду. Просто вчера вечером я допоздна играла с подругами в преферанс.
– Когда вы закончили вашу игру? – Это капитан Белоручка спросила уже в лифте, снова поднимаясь на седьмой.
– В половине двенадцатого ночи.
– Ну, это, я бы сказала, шаткое алиби.
– Шаткое? А потом я осталась у своей подруги ночевать, – торжествующе отчеканила Агнесса Леонидовна. – Именно там, у подруги, меня и застал ваш телефонный звонок на мобильный.
– Дура какая, – шепнула Лиля Белоручка в сердцах Кате, когда осмотр однокомнатной квартиры Колобердяева закончился. – Вот бабу мужику судьба послала, а? Чего он с такой змеей раньше-то не развелся, зачем до седых волос терпел? Пять минут мы с ней поговорили, и уже бежать без оглядки хочется. Алиби у нее, у змеи...
Катя кивнула. В квартире Колобердяева во время осмотра ощущение было действительно как в террариуме, где все ваши движения стерегла ядовитая кобра. Агнесса Леонидована хранила молчание, но весь ее вид говорил о том, что она старается все подмечать. Вот открыли шкаф, выдвинули ящики и... неплотно закрыли. Вот проверили в прихожей старые конверты, письма, забрали. Вот изъяли телефонную трубку с базой, где «память», чтобы отследить все последние звонки в квартиру потерпевшего.
– Пока до выяснения это помещение будет опечатано, – объявила вдове капитан Белоручка. – Ключи я у вас не забираю, но не советую в ближайшие недели ими пользоваться.
– Я повторяю, вы разговариваете со мной, словно я уже в числе главных подозреваемых.
– Сколько вы прожили с вашим мужем?
– Больше четверти века.
– Кто стал инициатором того, что вы после стольких лет разошлись?
– Я сама этого захотела. Я устала жить с этим ничтожеством.
– Но, насколько я знаю, ваш муж... он работал в МИДе, был уважаемым человеком.
– Да, завхозом в посольстве. А иногда выполнял обязанности шофера посла. И так «подай-принеси- съезди-встреть». А в это время другие люди получали должности, награды, действительно ответственные командировки... Но даже там, в Риме, он не мог удержаться от своего чертова пьянства! Сколько я мучилась, к каким врачам только не обращалась. Его кодировали шесть раз, однажды он едва не умер, потому что сам из себя выдрал эту штуку. Сам, в туалете, вместе с мясом. Вот что для него значила эта проклятая водка, – Агнесса Леонидовна сжала кулаки. – Ненавижу! Как я его ненавижу, даже сейчас. Вот скажите, разве сегодня, когда его нашли мертвым, он... разве он не был пьян?
– А в чем-то бабу понять можно, конечно, – вздохнула Лиля Белоручка. – Пьян-то он был и сегодня, только... Нет, все равно она гадюка, от такой гадюки не хочешь, а запьешь. Прямо радости не скрывает – «теперь он меня освободил». Пусть эту гадюку на протокол следователь допрашивает. И так настроение ни к черту, а она его окончательно испортила.
Катя снова кивнула, но уже осторожно. Стиль работы капитана Белоручки вызывал у нее недоумение – скажем так, и даже сомнения. «Нет, – подумала Катя, – наши по таким делам совсем по-другому первоначальные розыскные мероприятия строят. Лильке словно не интересно это все – вдова, тот парень из театра, Мартов, бухгалтерша – она с ней даже не встретилась, перепоручила другим. Как будто их показания вообще сейчас ничего не значат для дела. А что тогда значит? Что она, эта московская оперша, считает для себя в этом деле главным? И что это вообще за дело такое – убийство на бульваре?»
С чем мы столкнулись на этот раз?
В ОВД Центрального округа, куда приехали прямо с Марксистской улицы, в этот ранний час еще даже не начинался развод. Однако дежурный сразу провел их в криминалистическую лабораторию, занимавшую пристройку во внутреннем дворе. Там уже ждал эксперт – дядька в годах, судя по всему, не дежуривший «сутки по городу», а тоже поднятый по вызову из дома.
– Доброе утро, дядя Кеша, – поздоровалась с экспертом Лиля Белоручка. – Одежду привезли?
– Привезли, материал весь отработан, собран.
– Ну и хорошо, тогда Васю доставайте, – Лиля обернулась к Кате: – Располагайся, отдохни, потом кофейку попьем, погрызем чего-нибудь. Я сейчас только кое-что проверю. – Она подошла к столу и включила стоявший на столе компьютер.
А эксперт тем временем откуда-то из глубин кримлаборатории притащил... манекен.
– Вот, кому Вася, а кому и Василь Фомич, – сказал он. – Помощник наш безотказный.
Лицо у манекена было добрым, он гнулся и вообще слыл существом податливым. Лиля Белоручка с помощью эксперта начала одевать манекен в одежду, снятую с убитого Колобердяева, – брюки, рубашку, носки. И вот странное дело – манекен словно ожил, и даже выражение его резиновой физиономии изменилось. Катя никогда не видела потерпевшего живым, более того, она сейчас даже и не помнила точно, как он выглядел там, на аллее, мертвым. В памяти всплывали лишь детали... жуткие раны, кровь... А сейчас... сейчас она видела перед собой его – потерпевшего, особенно когда на манекен надели седой коротко стриженный парик.
