– Кстати, про ваш пульт. Пройдемте, покажете все. И по поводу камер видеонаблюдения. Мы изымем все пленки за…
– У нас нет никаких камер.
– То есть?
– Шеин, босс, когда приобрел универмаг и все права… он почти сразу же через две недели приказал демонтировать всю систему наблюдения внутри и снаружи. Сказал, что она устарела, что требует много денег. Между прочим, из-за этого и управляющего он уволил. Тот настаивал, что на одной долбаной охране нельзя, что это против правил и несовременно. И Шеин его выкинул – за строптивость.
Глава 14
СВИДЕТЕЛЬ НОМЕР ТРИ
Катя решила, что полковник Гущин вместе с Елистратовым где-то наверху, осматривают этажи, и хотела было подняться к ним. Как вдруг увидела на ступеньках, ведущих в подвальный этаж, ту самую уборщицу, показания которой ей так и не удалось выслушать.
Та спускалась, и Катя, не раздумывая, устремилась за ней.
Это ведь она первая обнаружила тело.
– Гюльнар… (Так, кажется, ее звал опер из МУРа.) Гюльнар, подождите.
Ступеньки, ступеньки… Низкий потолок. Справа дверь – надпись «Химчистка-прачечная, приемный пункт… часы работы…» Стеклянная перегородка, дальше – закрытый киоск с выставленными на витрине пыльными рамками для фотографий и образцами багета.
Еще дальше – коридор и двери, двери с замками – складские помещения. Что-то звякнуло. Катя обернулась – рядом с киоском еще одна дверь в маленький закуток. Уборщица в сером комбинезоне стояла на пороге. За ней – полки с порошком, ведрами, швабра в углу.
– Гюльнар… Я капитан милиции Петровская Екатерина, – Катя подошла.
Маленькая, хрупкая уборщица доходила ей едва до плеча. Смуглая кожа, широкие скулы, тяжелые темные волосы.
– Я все уже рассказала. Мне надо уходить, мне надо домой, а никого не выпускают.
– Пока идет осмотр, никого и не выпустят, – ответила Катя. – Я у вас кое-что хотела спросить не для протокола, но сначала коротко повторите мне, как это было… все с самого начала. Вы давно работаете в универмаге?
– Два месяца. Я не хотела, мой жених меня заставил. Сказал – надо, иди, деньги нужны.
– Ваш жених тоже работает здесь?
– Он техник… дворник. А вообще-то он инженер-механик, учился в электротехническом институте… мы из Душанбе.
– Вы по-русски отлично говорите, Гюльнар, без малейшего акцента.
– Я учительница русского по профессии, – маленькая уборщица выпрямилась. – Жили в своем доме… а тут вот в подвале ютимся. Хорошо еще помещение отдельное, в соседнем – пятеро с маленькими детьми.
– Как вы ее обнаружили? – спросила Катя.
– Поднялась и увидела.
– Вы сразу поднялись на второй этаж из раздевалки?
– Протерла прилавки и витрины на первом. И пошла туда. Там витрин немного. В отделе белья их совсем нет.
– И увидели…
– Я сначала не поняла, что там на постели… а когда подошла… Я закричала, испугалась очень.
– Любой бы испугался на вашем месте. И на ваш крик прибежал Хохлов?
– Алексей… Он сразу позвонил в милицию с мобильного и хозяину.
– Вы приближались к телу?
– Я очень испугалась.
– Может быть, вы что-то нашли на полу и подняли?
– Нет. Аллах свидетель – я ничего не стала бы там трогать.
– А в примерочные вы заходили? Где зеркала?
– Нет. Я вообще стараюсь в эти наши здешние зеркала не глядеть.
– Почему? Это что, обычай у вас такой?
– Нет. Это просто… – Гюльнар поджала губы, – инстинкт, если хотите… мера предосторожности.
– Как это понимать?
– Никак, – уборщица отвернулась к полкам. – Это все?
– Нет, не все… А раньше эту женщину… покупательницу вы видели в универмаге?
– Я не помню покупательниц. Я убираю зал, лестницу и туалет. В туалете я ее никогда не встречала.
– А когда вы вошли в здание с Хохловым, двери… ну центральный вход и служебный – вы их открыли?
– Служебный вход открыл Хохлов и тут же запер. Центральный вход открывается в девять, когда открывается универмаг.
– То есть до приезда милиции универмаг был на замке?
– Я не понимаю.
– Все закрыто и вы внутри?
– Да. Но я бы предпочла оказаться на улице. Я хотела, Хохлов не позволил. Это все?
Она снова повторила свой вопрос.
– Нет, не все, – собственно, тема исчерпала себя, почти… И, судя по всему, уборщицу Гюльнар об этом обо всем уже дотошно и въедливо допрашивали. И ей явно надоело отвечать одно и то же. Интонация этой свидетельницы это доказывала.
Но…
– Послушайте, – Катя наклонилась, – а вы сами… вы сами никогда не замечали тут чего-то такого… раньше…
– Такого? – Гюльнар смотрела прямо перед собой.
– Странного.
– Странного?
– Я случайно оказалась свидетельницей одного разговора о том, что произошло здесь у вас в универмаге прошлой ночью.
– По ночам тут никого нет. В здании.
– Я понимаю, но…
– Об этом вам никто ничего тут не скажет.
– О чем об этом?
– О том, о чем вы меня спрашиваете, – Гюльнар обернулась к Кате.
Долгий взгляд.
А о чем я тебя спрашиваю?
– Почему?
– Кому охота прослыть дураком. Сумасшедшим.
– Люди кое-что слышали, Гюльнар. И это случилось прошлой ночью. Только те люди… они находились снаружи, на улице.
– Об этом вам здесь никто ничего не скажет, – повторила уборщица. – И я сама ничего никогда не слышала.
– Так, может, вы что-то видели?
– Я видела. Только это было не здесь.
– А где? Когда? Сегодня ночью?
– Вечером, поздно. В нашем дворе. Мы живем в семнадцатом доме, в подвале. Я потому сюда и устроилась, что близко. Жених мой… Ахат так приказал. Я приготовила ужин, а он все не шел – подметал двор. И я решила позвать его. Было темно, Ахата я не видела, слышала только, как шуршит его метла, и пошла… я прошла почти весь двор.
