— Я… я не знаю, — призналась Кэтрин, немного смущенная вопросом.
— Постарайся ответить: мне всегда хотелось это знать. Я не обижусь, если ты будешь абсолютно честной. В конце концов, — добавил он с кривой усмешкой, — обычно так и бывает.
— Знаешь, наверное, потому что ты… слишком уж совершенен.
— Слишком совершенен! — воскликнул он и рассмеялся. — Дорогая, я далек от совершенства.
— А я не такая уж стерва!
Внезапно лицо Брайана смягчилось.
— Знаю, — сказал он. — И жалею о своих словах. Ты очень теплая, заботливая, верная и искренняя девушка. Эдвин — глупец, что упустил тебя.
В этом Кэтрин была с Брайаном совершенно согласна.
— Но я считаю, что ты вела себя еще глупее, — продолжил он прежде, чем она успела возгордиться, — потому что терпела его столько времени.
Кэтрин открыла, было, рот, собравшись возразить. Но Брайан не дал ей такой возможности.
— Я еще могу понять, почему ты влюбилась в него поначалу. Эдвин одурачил нас всех своим мальчишеским обаянием и самоуничижительной скромностью. Надо признаться, мне тоже нравилось чувство, которое вызывало во мне его притворство. Ощущение своей особенности. Как будто он смотрит на тебя снизу вверх и рассчитывает исключительно на тебя, на то, что ты непременно придешь ему на помощь.
Брайан помедлил, вероятно, ожидая от нее возражений, но Кэтрин была слишком удивлена и заинтригована. Тогда он продолжил:
— Эдвин был королем комплиментов, не так ли? И королем слезоточивых историй. Но, в конце концов, я все-таки понял, что все эти истории и комплименты преследуют одну цель — получить желаемое безо всяких усилий с его стороны. Когда он плакался на свою бедность, а потом хвалил мою машину или что- нибудь из одежды, это делалось для того, чтобы одолжить либо даже вынудить меня подарить их ему. Когда он говорил, что мы гораздо умнее его, то хотел, чтобы за него сделали учебное задание. Да, признаюсь, на некоторое время я поддался на его уловки. Но не на десять же лет! Мне очень хочется знать, каким образом Эдвин умудрялся так долго скрывать от тебя свой эгоизм, амбициозность и жадность, потому что это может пригодиться и мне. Или ты просто мазохистка по натуре? Скажи мне! Просто не терпится узнать!
От этих столь эмоционально высказанных обвинений у Кэтрин голова пошла кругом. Она невольно вспомнила все льстивые слова, без которых Эдвин не обходился даже в постели, во время занятий любовью. Он осыпал ее нежностями до этого, во время и после, побуждая Кэтрин еще сильнее стараться угодить ему, не обращая внимания на то, что сама она получает гораздо меньше удовольствия, нежели он сам.
Ее охватило горькое разочарование. Похоже, Брайан был прав: ее любовь к Эдвину оказалась глупой и неразделенной. Так, может быть, она действительно мазохистка, ведь за последние годы Эдвин принес ей гораздо больше горя, чем радости? Оглядываясь назад, можно было увидеть, что она настолько привыкла к его льстивым речам, что не обращала никакого внимания на поступки. Какой же женщине не хочется услышать, что она изумительно хороша в постели, к тому же самая красивая, умная, понимающая и заботливая на свете!
Когда Эдвин сказал эти чудесные слова в первый раз, Кэтрин ощутила себя полноценной женщиной. Он заполнил пустое пространство, существующее в ее душе, сколько она себя помнила. И когда Эдвин при каждом очередном примирении повторял эти, кажущиеся такими искренними, слова, ей действительно хотелось верить ему, потому что она жаждала в очередной раз испытать это чувство нужности, необходимости кому-то.
Именно поэтому Кэтрин всегда принимала его обратно даже после того, как он укладывал свои вещи в дорожную сумку и исчезал на месяц, а то и на два. Потом, когда Эдвин начал заводить интрижки на стороне, она смотрела на них сквозь пальцы, уверяя себя, что это всего лишь секс. Чувство же, которое они разделяют, глубже, чем простой секс. Гораздо глубже.
Теперь приходилось признать, что они не разделяли ровным счетом ничего. Она давала, а Эдвин только брал — и любовь, и забота исходили только от нее.
За связь с Эдвином Брайан неоднократно обзывал ее глупой. Однако одно дело — знать что-либо, и совсем другое — встретить это во всеоружии и превозмочь. Эдвин занимал значительную часть ее жизни десять лет. Насколько же трудно будет забыть его и жить дальше!
Но если она собиралась прийти к согласию с самой собой, то должна была вновь обрести уважение к себе…
4
— Когда свадьба? — резко спросила Кэтрин.
Брайан явно оторопел. Неужели он ожидал, что ее ярость обратится на него? Губы его были сжаты — губы, которые выглядели бы женственными, если бы это не компенсировалось прямым, крупным носом и резко очерченными скулами.
— Совсем скоро, — ответил он. — Через три с половиной недели. А в чем дело? Господи, Кэтрин, неужели ты еще надеешься, что он разорвет помолвку и вернется к тебе!
Однако такая мысль даже не приходила ей в голову. Кэтрин была уверена, что, если бы даже Эдвин и решил вернуться, она не простила бы его. Никогда! Ни за что на свете! Только теперь, впервые после получения приглашения, к ней начало возвращаться самообладание.
И это было приятно осознавать.
— В твоем приглашении указано «на два лица»? — спросила она Брайана.
— Да, наверное… Даже наверняка.
— У тебя сейчас есть постоянная подружка?
— Как тебе сказать… не то чтобы постоянная.
— Понятно. Очередная интрижка. В таком случае это не имеет значения. Я уверена, что девица не будет возражать, если ты возьмешь с собой на свадьбу старую приятельницу.
У Брайана чуть было не отвалилась челюсть от изумления.
— Хочешь, чтобы я взял тебя на свадьбу Эдвина?!
— А ты возражаешь?
Он все еще не мог поверить.
— Но почему ты хочешь туда пойти?
— Потому что должна.
— Я не могу понять твоего решения, Кэтрин, — печально сказал Брайан. — Никак не могу.
Она грустно улыбнулась.
— Моя мама умерла, когда мне было тринадцать лет, Брайан. Я не рассказывала тебе об этом?
Он нахмурился.
— Нет, я этого не знал. То есть… я знал, что она умерла, но не знал, как и когда. Но какое отношение это имеет к свадьбе Эдвина?
— Мама тяжело болела, и последнюю неделю перед смертью мне не позволяли навещать ее. Отец говорил, что ей колют морфин, и она все равно меня не узнает. Когда мама умерла, меня спросили, хочу ли я проститься с ней. А я отказалась, оправдываясь перед собой тем, что хочу запомнить ее живой и здоровой. На самом деле, я просто боялась. Боялась того, что смогу увидеть. Боялась смерти. И всегда потом жалела об этом. Я… я…
Голос ее дрогнул, и не в силах сдержаться Кэтрин заплакала. Брайан опять обнял ее.
— Кэтрин, дорогая, не плачь, пожалуйста, не надо себя так винить. Ты была тогда еще совсем девочкой, и мне кажется, что твое решение было правильным. Как ты сказала, гораздо лучше было запомнить ее живой, да?
— Нет, ты не понимаешь, — всхлипнула она и, отстранившись, подняла к нему искаженное мукой лицо. — Это сделало бы ее смерть реальной для меня. Несколько лет потом мне казалась, что мама просто
