снимке… Он был похож на Лильнякова очень, если бы тому убавили пару-тройку лет, подлечили в ЛТП, модно подстригли бы…
– Васин Олег Игоревич, уроженец славного городка Фрязино, прописан в Москве, владелец парфюмерного магазина «Вивиана» на Садовом кольце и… ты только не бледней от счастья – бара «Каравелла» по адресу: Флотская улица, дом номер… – Свидерко выдал это так, словно сорвал банк в игре на миллион.
– Подробнее, Коля, излагай суть, а не кобенься.
– А что мне излагать? Навестил я одну милую девушку, то, что она милая, суди сам по этому снимку. Некая Павлова Зоя. Принимала она меня в больнице, на коечке. Лежит себе на животике этакая фея и так смущается… Стесняется даже упоминать, куда ранена шальной пулей.
«Касательное ранение левой ягодицы. Это же официантка из бара, – вспомнил Колосов. – Ну и прохиндей Колька! А я-то ворона!»
– А кто тебя пустил к Павловой? – ревниво спросил он.
– Кто пустил? Ты это мне говоришь? – Свидерко улыбнулся. – Ну, словом, потолковали мы со свидетельницей по душам. Конечно, фея испугана, конечно, сначала твердила, что ничего, мол, не знает. Но все поправимо при деликатном обращении. Вот снимочек мне из портмоне в конце концов достала – Васин, владелец «Каравеллы». Я не стал уточнять, какие там шуры-муры у босса с официанткой, но… Васин вместе с семьей отбыл на отдых в Чехию ровно за три дня до инцидента. Сечешь? Последние месяцы был, по словам Павловой, чем-то озабочен, удручен. На неделе в бар приезжал редко, только с коммерческим директором дела обговаривать. Потом и вовсе отвалил за бугор. Спрятался, а? А в тот роковой вечер кто-то в этой «Каравелле» жестоко лопухнулся. Хоть их и двое там было, но обознались. Погибшего, Лильнякова твоего, Павлова помнит – он с восьми вечера у стойки торчал. Накачивался чем придется. Когда эти двое вошли, он уже лыка не вязал. А в зале посетителей мало, полумрак, музон расслабляющий. И этот твой хмырь у стойки. Он обернулся, и Павлова услышала автоматную очередь. Кто-то из посетителей толкнул ее на пол. Морды-то эти видел? – Свидерко еще раз сравнил снимки. – Тут и мама родная не различит, не то что какие-то щенки, нанятые впопыхах.
– Значит, Павлова запомнила нападавших?
– Один, говорит, был очень молодой, лет девятнадцати, это который с автоматом. Но опознавать кого- либо категорически отказывается. Боится последствий. Ну, об этом не у нас сейчас голова должна болеть. Дело это не наше, коллеги своим умишком авось дойдут. Если надо – подскажем. А пока мы… точнее, я, Никита, свою часть работы выполнил. Ты как считаешь?
Колосов тоже сравнил снимки. Дурдом… Если Яузу приняли по ошибке за заказанного кем-то владельца бара «Каравелла» Васина… Слишком причудливо, чтобы быть правдой, однако… Чего только сейчас не случается. И это не более причудливо, чем предположение, что Яузу расстреляли по приказу Клиники, на след которого он напал.
– Тогда, выходит, что и этого Фролова-коммерсанта прикончили эти двое из бара, которым заказали Васина? Кто же заказчик?
– Понятия не имею. И об этом, Никита, у нас голова болеть не должна. Тебе что, своих мало дел? – Свидерко хищно потянулся.
– Слушай, Коля… мне нужен Консультантов. – Колосов заявил это так, словно друг его был Дед Мороз, раздававший из мешка новогодние подарки, и мог вот так запросто выложить на стол четырежды ранее судимого бывшего «федерала». – Все это туфта и, как ты говоришь, беллетристика, пока Клиника не будет сидеть тут перед нами.
– В наших жестоких, не знающих пощады лапах. – Свидерко потер ухватистые мускулистые ручки. – Ох уж эта мне губерния… Все вынь да положь. Но все дело в том, Никита, что независимо от наших желаний пока предстоит поработать с тем, что есть.
Колосов знал эту Колькину присказку – тот всегда еще добавлял «в поте лица».
– Итак, подведем некоторые итоги. На 17.35 задержано у нас двести тридцать нарушителей. Сто двадцать тут в предвариловке, а остальные разбросаны по пятому и сто восемнадцатому отделениям. Нарушители паспортно-визового и прочая шантрапа, – объявил Свидерко, когда в дежурной части они засели за списки задержанных во время профилактических рейдов. – В одиннадцать этот еще вертеп-кабаре твой шуранут, значит, и оттуда привезут публику, так что работы… – Свидерко вышел к «обезьяннику».
Его обитатели, увидев хоть какое-то милицейское начальство, разом загалдели: «За что нас? Не имеете права! Да я ни в чем не виноват! Как долго нас тут продержат?»
– Ша, мужики! Тихо, я сказал! – Свидерко повысил голос. – Держать мне вас, граждане, негде, кормить мне вас нечем. – В «обезьяннике» мгновенно настала зловещая тишина, вот-вот готовая взорваться «открытым неповиновением представителю власти». – Так что каждый, кто чист перед законом и обществом, после соответствующей проверки вылетит отсюда на пламенных крыльях любви… Возможно, уже сегодня, попозже. Вам ясно? Не слышу криков ликования. Но если есть среди вас… Ну в общем, предупреждаю официально: чистосердечное признание смягчает вину и укорачивает срок.
– Мне на проверку зверинца этого три дня отводится, – сказал он Колосову, когда они вернулись в дежурку. – Так мы за эти сутки большинство по картотеке шуранем. Все равно сегодня ночь аховая, спать не придется.
Никита созерцал друга с высоты своего роста. Он помнил Колю Свидерко опером в Олимпийской деревне, он помнил его старшим опером отдела убийств и преступлений против личности на Петровке, помнил его там же и заместителем начальника отдела. Но служебное великолепие его расцвело как маков цвет лишь здесь, снова на «земле», в РУВД Северного порта, на стезе криминальной милиции. С таким бравым командиром весь личный состав, да и скептик Колосов, пожалуй, не глядя, отправились бы в разведку и вернулись с задания без сучка, без задоринки.
Однако говорить комплименты и восхищаться профессиональным рвением было одно, а прокручивать и шуровать по картотеке сначала двести тридцать, а затем еще сто пятьдесят задержанных (только из кабаре после рейда привезли семьдесят пять человек) – было совершено другое. Около трех ночи Колосову показалось, что он вот-вот свалится со стула и что утро уже никогда не наступит.
– Итак, триста восемьдесят морд… из них трое активных членов Бутовской ОПГ, двое находятся в федеральном розыске, один состоит на учете как без вести пропавший, а он, поди ж ты, живехонек… Двое скрываются от уплаты алиментов… А ранее судимых от этого числа… Сколько-сколько? Пятнадцать морд… – Свидерко лично и скрупулезно подсчитывал на калькуляторе данные проверок. – Знаешь, Никита, можно процент вывести плотности нарушителей правопорядка на каждую тысячу добропорядочных обывателей и…
