– Так ты вроде уже выступаешь с Липским?
– Это другое. Теперь вместо номера Баграта в программе дыра. Хотят репризами забить пока что.
– Знаешь, мне показалось, что твой брат не умеет смешить публику, – заметил Колосов. – Не получается у него что-то. Не смешно. У тебя, мне говорили, намного лучше выходит. Ну, когда ты от слона на роликах удираешь. Больше смеются и хлопают искренне.
– Кто это вам говорил? – Парень наклонился к зеркалу. Дотронулся оранжевой краской до носа, превратив его в куцую морковку.
Никита чуть помолчал. Катя, помнится, настоятельно советовала потолковать с этим Гошкой Дыховичным. Рассказывала про него. Он ведь и с Кохом близко общался. И с Петровой. Да и то, что сам Никита заметил тогда с Погребижской… Эта ее грубая, злая фраза, а ведь мальчишка помочь ей хотел, внимание на себя обратить пытался. Подлетел, как паж… А она, да еще на белой лошади… Цирк, одним словом. Романтика.
А закончилась романтика тем, что она его послала.
– Илона Погребижская мне говорила. Точнее, Елена Борисовна, – сказал он. – У нее, когда мы с ней беседовали, о каждом артисте вашей труппы было собственное мнение.
Ему показалось… нет, просто Гошка был еще аховый гример и стилист: неловкий жест кисточкой, и под правым глазом у него расплылось сине-фиолетовое уродливое пятно.
– Ты только так на арену не выскакивай, с фингалом, – усмехнулся Никита. – А то мелюзгу на утреннике испугаешь.
– Краски дрянь. У братана итальянские были – кончились. – Гошка пальцем растушевывал пятно. Но получалось только хуже – вся щека стала синюшной.
Никита видел в зеркале разноцветный блин, а не его лицо. И совсем не различал под наслоением белых, черных, оранжевых, красных и фиолетовых пятен его глаз.
– Слушай, Игорек… человек ты взрослый, как я вижу, вполне самостоятельный. А в цирке этом вашем – дела дрянь совсем. Ты вообще как тут? По контракту работаешь, по договору или просто? – Ромка договор заключил. Я при нем. А вы убийства расследуете? Ну и как, получается у вас?
– Нет. Пока что. Получится. Так о чем я… Дрянь, говорю, дела в вашем цирке. Ты вообще-то что дальше собираешься делать? Вот всему этому, – Никита небрежно кивнул на ящик с гримом, – себя посвятишь, или это так, временное увлечение?
– А что, плохо, по-вашему? В цирке плохо?
– Вообще, в цирке – хорошо. Но в вашем, где людей режут и стреляют, – дрянь. Тебе в армию скоро?
– На следующий год. – Гошка явно прибавил себе лет.
– Мой тебе искренний совет – иди лучше после армии в училище военное. Парень ты физически развитой, ловкий, крепкий. А то, знаешь, всю жизнь быть дураком расписным, как твой братец Рома, народ потешать… – Никита говорил нарочито небрежно. – Не мужское это дело. Ты вот скажи мне, сам-то ты как думаешь, все у вас в вашем заведении нормально, благополучно?
«Маска» обернулась. Колосову показалось, Гошка смотрит недоуменно и вопросительно, но…
– Генрих Кох был твой дружок закадычный, так мне ваши сказали, – продолжил он вроде бы без всякой видимой связи с предыдущим вопросом.
– За что вы его посадили? Ведь он же не убивал – это ясно.
– А что, Генрих – хороший парень, друг хороший?
– Он… смелый.
– А ты за ним ничего странного не замечал?
– Как это? Что?
– Да так, Игорек… На сколько он тебя старше? Лет на двенадцать? Ну и как же вы дружили с Генрихом? Кстати, не делился он с тобой… Ну, насчет баб не делился? Девушка там у него была, женщина?
Гошка дернул плечом, отвернулся к зеркалу. Зачерпнул из баночки белил. Замазал, а точнее, густо заштукатурил пятно. Заштукатурил и «слезу». Добавил мела на лоб.
– А у тебя подружка есть? – спросил Колосов.
– Ага. А как же!
– Здешняя?
– Ага. Вон с того микрорайона, – Гошка кивнул в окно.
– Школьница?
– Ага. В колледже торговом учится.
Ответы отбарабанивались быстро, четко, совсем по-военному. Но Колосов чувствовал: парень замкнулся, как улитка. Он просто не желает говорить. Где-то в разговоре с ним допущен крупный просчет. Где? Неужели он так реагирует на вопросы о Кохе? Что он про него знает?
Никита решил попробовать с другого конца.
– Игорь, ладно. Извини за нетактичные вопросы, – сказал он, – не об этом, видно, надо с тобой говорить.
– А о чем?