переживали, если я с ними шел на разрыв.
Иногда у меня были романы сразу с двумя-тремя дамами.
О моей личной жизни не знал никто, ни родные, ни друзья. Мама, так та вообще, видимо, считала меня святым и чистым мальчиком. Я никогда не думал, хорошо ли я поступаю, имея и обманывая сразу нескольких женщин. Мне нравилось чувствовать себя падишахом. Мысленно я возводил одну из своих женщин в старшую жену (по возрасту), самую пылкую и красивую я звал «любимая жена». Постепенно мне действительно захотелось заиметь сорок жен. И я дал себе слово, что так оно и будет.
Знакомиться с женщинами достаточно легко. Я хотел, чтобы в моем гареме были по виду и возрасту абсолютно разные жены. Одна женщина была старше моей матери на десять лет. Сперва она настороженно относилась к моим ухаживаниям, ей не верилось, что такой юнец может потерять из-за нее голову. Но я был упорен. Я писал ей стихи и песни, покупал цветы, стоял перед ней на коленях и говорил, что отравлюсь, если она не будет принадлежать мне. Наконец она сдалась. Но я сказал ей, что хочу видеть ее в фате и чтобы наша ночь началась после нашей тайной с ней свадьбы.
Никогда не забуду, как ее увлекла эта моя мысль. Она купила себе фату, белое платье, два кольца, и мы вдвоем отметили нашу свадьбу.
Я ей говорил, что на регистрацию мы пока не можем рассчитывать, так как моя мать вряд ли разрешит мне этот брак. А поскольку у нее больное сердце, то лучше пока скрыть происходящее между нами.
Я бывал у нее два-три раза в неделю, оправдывая это тем, что учусь и к тому же за больной матерью должен быть тоже уход.
В то же время я знакомился также со следующими своими женщинами, действуя по той же, не дающей сбоя программе или, точнее сказать, плану.
Все мои женщины любили меня и верили в мою учебу и в существующую тяжелобольную мать. Мне было приятно думать, что у меня, как у падишаха, есть столько жен, только мой гарем жил не в одном месте, а в разных квартирах и домах.
Поскольку я выбирал себе женщин очень состоятельных и намного старше себя, то все они старались меня баловать и давали мне деньги. Денег у меня было очень много, я даже мог их тратить на более молодых и менее обеспеченных своих жен.
Однажды я сидел в кафе (а все мои жены и моя мать думали, что я в институте) и пил кофе. В зал вошла очень молоденькая и очень хорошенькая девушка, она стала убирать посуду и вытирать столы. Я обратил внимание, какие у нее густые и длинные косы, тонюсенькая талия и совершенно детская грудь. То ли из-за белых волос, то ли из-за чистого личика, но она мне напомнила Снегурочку из детской сказки. Я представил, как она меня обнимает, и я, размечтавшись, решил, что какой я буду падишах, если не получу в гарем такую звезду. Она будет украшением моего гарема.
В этот вечер я проследил, где она живет. Это оказалось далеко не просто. Жила она на отшибе в частном домике. Как я потом выяснил, родителей у нее не было, ее воспитала старая бабка.
Недели две я за ней упорно ухаживал. Сперва садился за столик и смотрел на нее не отрываясь. Она это видела и сильно смущалась. Потом я подарил ей портрет, который набросал там же в кафе, сидя за столиком. Цветы, конфеты, пушистый зайчик в подарок, затем свидание и золотая цепочка с сердечком.
Она была счастлива и влюблена. Все шло как всегда по устоявшемуся плану. Я рассказывал о том, как больна моя мать и что она очень ревнива ко всем женщинам, которые могут отнять у нее то последнее время жизни, которое она могла бы провести со мной, а я с ней.
Аня соглашалась, что пока не стоит ничего говорить маме, регистрация – это всего лишь бумага, внушал я своей самой молодой и самой красивой будущей жене.
Я сам купил ей и фату, и платье, и кольца, и, пользуясь тем, что по выходным дням Анина бабушка целый день бывала в церкви, мы сели с ней за накрытый стол, она была в подвенечном наряде. Я надел ей кольцо, а она мне, и мы поклялись друг другу, что с этого дня мы супруги. То же самое было у меня и раньше, но никогда у меня, во-первых, не было девственниц, во-вторых, такой очаровательной и молоденькой жены. Ей было всего 16 лет.
Всякий свободный от моего гарема час я летел к ней, и мы занимались любовью.
Если я знал, что у нее дома бабушка, мы шли с ней в гостиницу, благо денег у меня было очень много.
Все было прекрасно, но однажды я вышел из дома и увидел Инессу Сергеевну, мою старшую и очень богатую жену, которой я был обязан своей шикарной машиной, поезками на Кипр, личным и немалым счетом в банке.
Я спросил ее, почему она здесь и как она узнала этот адрес, ведь я всегда говорил ей совершенно другой.
Инесса села со мной в машину и сказала, что когда есть деньги, то можно получить любую информацию, тем более что платных детективов нынче пруд пруди. Впервые она разговаривала со мной таким тоном. Я сидел, слушал, и у меня просто побежали мурашки по коже.
Оказывается, Инесса давно начала подозревать меня во лжи и, наняв человека, узнала о всех моих женах. Я видел, как ее бьет злобная нервная дрожь, и мне нечего было сказать в свое оправдание.
Инесса сказала, что никому не позволит использовать себя в качестве дойной коровы, что, если я посмею появиться хоть раз у одной из своих женщин, она соберет всех моих баб, расскажет обо всем, и они все вместе раздерут меня на куски.
Я вынужден был дать ей клятву, что никогда больше ей не изменю, а сам думал, не закрыла ли она мой счет в банке.
Всю неделю я таскался к Инессе и делал вид, что действительно ее очень люблю, а все остальные женщины – это проделки шалопая, издержки молодости. С кем, мол, не бывает. Но я не думал, что сильно буду скучать по моей Анечке. В коце концов я извернулся и поехал к ней. В кафе мне сказали, что Аня три дня не была на работе, и я не мог узнать, дома ее бабка или нет, но все-таки поехал к ним домой. Аня была дома, была дома и ее бабка.
Оказывается, когда я исчез, Аня стала сильно переживать и плакать. Видя ее переживания, бабка вызнала у нее обо всем, что произошло между нами. Узнала она и о том, что ее малолетняя внучка беременна.
Когда я приехал, они обе обрадовались, а я отговорился тем, что мать совсем плоха.
Мы пили чай, когда в дверь постучали, и в комнату одна за другой стали входить все мои жены. Началось что-то невообразимое. Все они орали, меня обзывали и оскорбляли, хлопали дверьми и уходили.
Наконец ушла и Инесса, сказав, что я приползу к ней, когда у меня кончатся деньги.
Бабка Анны стояла как вкопанная, пораженная происходящим. Я думал, что она начнет на меня орать, но она сказал как отрезала, что, поскольку ее внучка через мой обман забеременела, пусть у меня было хоть сто жен, но она заставит, чтобы я женился на Анне. «Иначе, милок, я тебя изничтожу. Род мой от колдунов, и хотя я уже много лет этим не занимаюсь, ради такого случая возьму грех на душу и сделаю из тебя либо человека, либо полного идиота, который и имени своего не будет знать», – сказала она.
Тут она оглянулась и спохватилась, что в комнате и в доме не было видно Анны. Она кинулась во двор, а потом я услышал ее душераздирающий крик. Когда я вбежал вслед за ней в сарай, то увидел висящую в петле Анну. Анина бабка стала кричать что-то страшное, не то проклятье, не то какую-то странную молитву. Больше я ничего с этого момента не помню».
На этом месте мой сын замолчал, я увидела, что у Аграфены перестали шевелиться губы, значит, молитвы она больше не читала, и сын мой опять впал в оцепенение. Аграфена сказала:
– Все. Теперь ты знаешь, что произошло с твоим сыном. Свое обещание я сдержала. Сдержу и слово, данное тебе до того, как я узнала его поганую историю. Дам тебе адрес того человека, чья бабка была нам головой. Она поможет твоему сыну. Ум-то она поставит ему на место, а вот совесть, если ее от природы нет, она не объявится. Молись о прощении его души.
Будешь писать Евдокииной внучке, скажи, что что Аграфена из рода Лома кланяется ей в самые ноги в память о справедливой и мудрой Евдокии.
Вот как оказался у меня Ваш адрес, дорогая Наталья Ивановна.
Не знаю, какими святыми просить Вас, чтобы Вы не только его грех увидели, но и мое материнское горе, а я всю жизнь буду замаливать то, что натворил мой сын».
