– Клиника для душевнобольных! Точнее, ее уже не было, когда я взялся за реконструкцию. Здесь вообще ничего не было. Все было разрушено. А какой прежде здесь был архитектурный ансамбль! Сережа, я покажу тебе старые гравюры, фотографии, которые моя семья увезла с собой после революции. Здесь был рай. Средняя полоса России, тургеневские картины. Мой прадед в 1913-м проводил здесь обширные реставрационные работы. Дом и левый флигель восемнадцатого века, их строили еще при Павле Ягужинском, были полностью восстановлены по сохранившимся чертежам в первозданном виде. А какой здесь был английский парк – пруды, система каскадов, потешные фонтаны. Здесь было несколько павильонов и гротов. Они сохранились со времен Марии Бестужевой, у дочери которой наш общий с Иваном Лыковым предок и приобрел это имение в 1769 году. Когда я прохожу по этому дикому парку, когда касаюсь этих стен, я словно занавес приподнимаю и вижу, все вижу, как это было… Ведь у меня от всего этого ничего не осталось там, несколько памятных вещиц, альбом старых фотографий. Только здесь, в Лесном, я снова ощущаю себя тем, кто я есть.
При этих словах Салтыкова Мещерский невольно оглянулся на Лыкова – тот шел за ними следом по залам. Лыков усмехнулся, покачал головой, что, наверное, означало: ах, увлекающийся вы наш, золотой, парижский, брильянтовый…
– За то, чтобы вернуться на землю моих предков, я сражался три года, – продолжал пылко Салтыков. – Я ездил по России, много ездил. По местам, связанным с нашей семьей, с нашими семьями, Сережа, – по старым усадьбам, искал могилы родственников. Я подарил часть коллекции, собранной моим отцом на антикварных аукционах, фонду культуры. В конце концов я получил право аренды Лесного на пятьдесят лет. И я счастлив, я так счастлив, господа… Здесь будет не просто отреставрированный памятник архитектуры восемнадцатого века, не просто частное поместье, а наш родовой фамильный музей, культурный центр, где мы сможем регулярно встречаться, общаться друг с другом. Я открою библиотеку и архивы для научной работы. На первом этаже в залах будут проводиться фотовыставки. У меня уже сейчас есть несколько проектов, посвященных русскому зарубежью. Раз в месяц здесь, в усадьбе, будут устраиваться музыкальные вечера. В гостевых комнатах антресольной части – я все покажу вам – будут останавливаться члены нашей семьи, друзья, родственники, гости. Одну минуту, извините…
У Салтыкова мелодично зазвонил телефон. Он разговаривал по-английски и, как поняла Катя, с лондонским банком. Речь шла о каких-то финансовых делах. Затем он снова повел их по залам. Внутри дом был даже больше и просторнее, чем казался снаружи. Имелся и второй антресольный этаж. Его окна выходили на задний двор. Катя, проходя по анфиладе комнат, пыталась представить себе, где же здесь размещались палаты душевнобольных и врачебные кабинеты. Но все было уже переделано, перестроено: стены и перегородки разобраны. И старый барский дом постепенно обретал свой первоначальный вид.
Правый флигель был уже полностью отремонтирован. В остальном здании шла внутренняя и внешняя отделка. По словам Салтыкова, работы еще было много. В залах было голо, пусто. Сновали рабочие – что-то красили, прибивали. Строительные работы шли и на заднем дворе, и в парке. Там тоже деловито суетились среди корыт с цементом и ведер с краской угрюмые работяги. Среди них Катя заметила знакомую кряжистую фигуру. Это был тот самый спутник блондинки Марины Аркадьевны, забравший ее вчера из церкви. Оказалось, что он не кто иной, как главный менеджер по строительству в Лесном – Денис Григорьевич Малявин. Салтыков позвал его и представил Мещерскому, лестно именовав «своим другом и главным помощником». Фамилия Малявин была Кате уже знакома. Но, кроме этих «видела раньше, слышала раньше», ничего другого не было. Связать как-то все это увиденное и услышанное с убийством священника было просто невозможно. Это были на первый взгляд абсолютно разные миры, разные реальности.
А в это самое время Никита Колосов тоже находился неподалеку, в Воздвиженском. Они с Кулешовым решали, что делать дальше. Кулешов докладывал результаты оперативных проверок: столько-то проверено в целом по району нарушителей паспортно-визового режима, столько-то лиц без определенного места жительства, столько-то стоящих на учете у психиатра, столько-то наркоманов. Нарушители паспортно- визового режима все как один (а было их семнадцать человек) оказались строительными рабочими с Украины. И все они трудились в Лесном.
– Они, что же, и живут там постоянно сейчас? – поинтересовался Колосов.
– Нет, живут они все в Бронницах, на частном секторе углы снимают. А сюда к нам их возят специально. Малявин Денис Григорьевич – есть у нас тут один такой предприниматель – организовал в автохозяйстве совхозном две «Газели». Утром рано они в Лесное рабочих везут, а оттуда мусор вывозят, а вечером рабочих – назад, – пояснил Кулешов.
– Но кто-то из них там все-таки на ночь остается?
– Из работяг никто. Они работают до семи, пока не стемнеет. Затем их оттуда спроваживают. Там свои порядки, – Кулешов перешел к другим итогам оперативных проверок.
Колосов слушал внимательно. Его в первую очередь интересовали те, кто проживал по соседству с отцом Дмитрием. Кулешов дом за домом, фамилию за фамилией перечислял местных.
– Как видишь, Никита Михалыч, народа у нас тут негусто. В основном старики. Молодых, нашего с тобой возраста, по пальцам можно считать.
Никита достал из папки справку, полученную сегодня утром из архива Информационного центра. Справка была изъята из старого дела, и тот, кто ее некогда составил, явно был не в ладах с грамматикой и русским языком. «10 ноября 1982 года в ПБ-5 поселка Тутыши Московской области находящийся на принудительном излечении судимый по статьям 108 ч. 2 и 117-й УК РСФСР гражданин Кибалко Петр Борисович 1950-го года рождения совершил на территории ПБ-5 убийство главврача ПБ-5 гражданина Луговского М.С., после чего совершил побег с территории больницы. Задержан правоохранительными органами 2 декабря 1982 года в районе мелиоративной станции совхоза «Путь Октября». При задержании оказал сотрудникам милиции сопротивление. По приговору суда направлен на продолжение принудительного лечения в спец ПБ-316 в Иркутскую область. Скончался в 1984 году».
Колосов передал справку Кулешову. Тот прочел, пожал плечами.
– Слыхал я, был тут такой случай давно, – сказал он. – Но я не в курсе, я тогда только в Омскую вышку поступил. А что ты вдруг архив стал запрашивать, Никита Михалыч?
– В Лесном дело-то было. Свидетель мне об этом сообщил – Захаров, знаешь такого?
– Как не знать. Бывший наш директор школы. С отцом Дмитрием дружен был давно, старостой был церковным последнее время.
– Проверили, как я просил, где он находился, что делал в день убийства?
– Ну кое-что выяснили по нему. Утром Захаров был в церкви. Часов примерно до десяти. Потом видели его здесь, в Воздвиженском, в магазине продуктовом. Вернулся он домой около трех часов дня. Затем находился дома.
