– А, тогда Ириша… Она добрая девочка. Ей можно доверять. Я хотел приехать сегодня, но ничего не получилось. Завтра у меня партия. Я ее должен выиграть. Я приеду в пятницу. Ты слышишь меня?
– Да, вы можете не беспокоиться за Леву, я же здесь.
– Нина, я хочу, чтобы все это как можно скорее кончилось. Так не может продолжаться. Я много думал и… В прошлый раз, когда я увидел тебя в их доме, я подумал, что это сон. Галлюцинация.
– Я тоже.
– Ты считаешь меня плохим отцом?
– Нет.
– Я все обдумал. Я не говорил этого тебе раньше, хотя мог сказать уже при первой нашей встрече… Ты слышишь меня?
– Да, то есть не совсем… наверное, что-то с телефоном. – Нина под упорно-удивленным взглядом Ирины, которая вернулась в холл, почувствовала, что вконец теряется и краснеет.
– Чего хочет Марк? – спросила Ирина. – Приехать?
– Ирина спрашивает, когда вы приедете, Марк? – тихо спросила Нина.
– Вы что там, совсем одни? – Марк вздохнул. – Я бы к тебе прямо сейчас приехал. Но пойми, у меня завтра партия. Я должен победить.
– Так, значит, в пятницу? – спросила Нина громко. – Хорошо, будем вас ждать.
– В пятницу его принесет? – Ирина вздохнула. – Теперь с Ираклием будут друг другу права качать. Но все равно с Левиком надо ведь что-то решать.
Она поплелась в гостиную, попутно везде включая свет. Включила было телевизор – прошлась по каналам.
– Совсем смотреть стало нечего, одни сериалы. – Голос ее звучал потерянно.
Нина, чтобы несколько прийти в себя, поднялась в детскую. Лева в своей обычной отрешенной позе сидел на кровати, смотрел в темное окно. Низко над аллеями парка висел ущербный серпик луны.
– Задернуть шторы? – машинально спросила Нина, думая о своем.
Лева покачал головой – нет. Она шагнула к окну, потом резко обернулась – ей опять показалось? Или он на этот раз действительно среагировал, ответил на ее вопрос?!
– Задернуть шторы, Лева? – стараясь говорить спокойно, повторила она.
Он снова покачал головой – нет. Потом вздохнул и протянул руку, указывая куда-то в угол детской. Нина увидела там, на стене детский ночник – пластиковая желтая лампа в виде месяца, улыбающегося, подмигивающего лукавым глазом, – изделие шведской «ИКЕА».
Нина села на кровать, прижала мальчика к себе. Он доверчиво обнял ее. Она взяла его на руки и поднесла к месяцу-ночнику.
– Правильно, видишь, как хорошо, там луна и здесь тоже, – шептала она.
Лева снова вздохнул. Она хотела было уложить его, но он прижался к ней теснее. Внизу послышалась музыка.
– Хочешь посмотрим, что там? – спросила Нина.
С Левой на руках она спустилась по лестнице. Ирина стояла посреди гостиной. Телевизор она успела выключить, включила стереосистему. Звучало аргентинское танго. Нина подумала – девочка скучает по сестре, по Зое.
Ирина прошлась по гостиной. Вскинула руки, как в балете. Движения ее были одновременно изящны и неуклюжи. Со стены на нее смотрел портрет. Она повернулась, выпрямилась, откинула голову, явно пытаясь подражать Зое, стремясь попасть в такт, не сбиться с ритма.
– Нет, ни черта не получается, – сказала она, увидев Нину на лестнице.
– Чтобы танцевать танго, нужны двое, – сказала Нина. – И кто-то должен вести.
– Павел вам не сказал, когда вернется? – спросила Ирина.
– Нет.
– Может, он вообще не захочет больше быть тут с нами. У него своя квартира, своя жизнь. Кто мы ему вообще? – Ирина подошла к дивану.
– Он ваш двоюродный брат.
– А Ираклий – мой сводный брат, что с того?
– У вас, Ира, еще есть сестра.
– Она уехала, бросила нас. Никогда мы друг другу не были нужны. Вот вы врач, скажите, моя мать умрет?
– Нет, что вы? Как вам… как тебе это в голову могло прийти? Варвара Петровна скоро поправится, и вы заживете, как прежде.
– Как прежде мы уже не заживем. Некому жить-то почти. – Ирина окинула взглядом стены. – И дома этого скоро не будет. Я знаю. Скажите, по-вашему, это нам всем действительно за то, что вот он, – она кивком указала на портрет своего деда Ираклия Абаканова, – сделал когда-то?
– Ира, к сожалению, родственников, предков, как и времена, не выбирают.