– Где Павел Судаков? – громко запросил Колосов по рации другую группу наблюдения.
– Торжественное заседание на факультете закончилось полчаса назад, теперь все собираются на банкет.
– Он сейчас в поле вашего зрения?
– Нет, он не стал дожидаться конца заседания, с группой каких-то своих знакомых ученых поднялся в одну из лабораторий.
– Когда выйдет, задержите его, доставьте в главк. Проведем очную ставку. – Колосов говорил по- прежнему громко, чтобы стрелок его слышал. – Иногда диалог бывает интереснее монолога. Так, что ли, гражданин Елецкий?
Тот лишь криво усмехнулся разбитыми губами. Дух его, несмотря на ядовитые пары «черемухи» и драконовский допрос, не был сломлен. И это-то и бесило Колосова больше всего.
К «Джус-Джокеру» тем временем подогнали автобус: в игорном клубе вот уже второй час шла тотальная проверка документов, там работал столичный ОМОН. Под белы руки вывели Семена Кондакова – Валета. Он крутил головой, шепотом ругался матом, видимо, никак не мог уразуметь, во что же снова влип на старости лет.
Тревожно защелкала рация.
– Никита Михайлович, мы ждали Судакова возле лаборатории. Группа вышла почти вся, но его нет. – Голос «наблюдателя» срывался.
– Вы что, его упустили?!
– Тут много народа. Только что лекция закончилась у вечерников. Делаем все возможное.
Колосов чувствовал: он совершил грубейшую ошибку. Он что-то упустил – важное, крайне важное. Но когда, где? Когда вообще было думать о том, чтобы не ошибиться?!
– Обыщите здание, подключите к поискам местных сотрудников вневедомственной охраны, черта, дьявола! Судаков не должен скрыться. Если он уйдет, то… Мы все дело загубим, это вы понимаете?!
По глазам Елецкого он видел: тот все слышал.
– Ну? – Колосов подошел к нему вплотную. – Видишь, то, что это
Елецкий поднял голову. Его разбитые губы шевелились, но с них по-прежнему не слетало ни звука. Это было нечто вроде немой скрытой молитвы.
– Разрешите теперь мне поговорить с задержанным, – услышал Колосов за спиной голос следователя прокуратуры.
В половине двенадцатого Нина уже была в постели. Уснула незаметно, но даже во сне думала о своем разговоре с Марком – о том, что было, о том, что, возможно, будет. Он сказал, она ответила, сказал он, сказала она… Все слова – дым, морок, когда не видишь глаз, не можешь взять за руку, коснуться лица. Кто ответит: будут ли они когда-нибудь снова гулять по осенним московским бульварам? Может быть, придется превратиться в шахматную королеву – белую или черную, чтобы тебя всерьез полюбил шахматный король Марк…
Во сне бульвары были, как кепка, – все в клетку. А по клеткам маршировали пешки, скакали кони, стрелялись из пистолетов на дуэли щеголи-офицеры. На гигантских колесах, влекомая волами, со скрипом и грохотом проплыла мимо шахматная ладья – стенобитная башня для осады крепостей. Там, на ее верху, держась за зубцы, стоял Лева, смотрел вниз – так же, как тогда с подоконника окна на чердаке…
Потянуло ледяным холодом, точно где-то открыли склеп и выпустили всех мертвецов наружу. Нина проснулась с дико колотящимся сердцем. В комнате было темно. Из-под двери действительно несло холодом. Как будто окно или дверь где-то в доме были раскрыты настежь.
Нина хотела было укутаться, уткнуться лицом в подушку – сон все еще цепко держал ее. Внезапно она села, резко откинула одеяло. В комнате было темно, как в погребе. И холодно. Нина потянулась к лампе, нажала выключатель. Света не было.
Она нашарила тапочки, надела халат. Подошла к двери, потянула на себя ручку – она делала это сотни раз. Но на этот раз дверь не открылась. Нина дернула сильнее – она не понимала. Дверь не открылась: она была заперта снаружи.
В это время внизу раздался душераздирающий, полный ужаса и боли крик. Это кричала Ирина.
Катя наблюдала за Драгоценным – он вел машину так разухабисто, словно они ехали в Калмыково в гости или на пикник.
– Ну, придумала: что скажешь, когда мы туда заявимся среди ночи и будем стучать в ворота? Кто в теремочке живет? – спросил он, прикуривая.
– Ничего я не придумала. – У Кати действительно так и не сложилось в голове никакого плана.
– Они ж тебя за спеца по нервным болезням считали. Нет, это ж надо было такое загнуть!
– Вадик, я скажу, что мы ехали мимо и…
– Угу, с симпозиума. Я ехала домой, рогатая луна…
– И я… ну, просто, как врач, решила проверить состояние мальчика.
– Катя, а ведь вы подозреваете, что там убийца. – Кравченко укоризненно покачал головой. – Как в детском саду, ей-богу!
– В конце концов, там сейчас только Нина и эта девочка Ирина, для нее мое жалкое вранье сгодится.
– Подростки – самые наблюдательные люди, между прочим. А если вернется ее брат – этот, как его…
