– Их? Свидетели точно видели, что их двое?
– Свидетели одного видели. И тачку ихнюю. – Свидерко хмурился: – Только это все равно пока туфта… Да сам сейчас поймешь, отчего я такой скучный. А дело было, как мы установили, вот как…
Ночью на солнцевскую свалку забрели двое бомжей. Зачем и почему именно ночью? «Так у них же конкуренция, – рассказывал Свидерко. – Бутылки, тряпье, утиль разный собирать – они ж друг с другом из- за такого богатства на ножах. С вечера на промысел приладились ходить, ну, чтоб конкурентов опередить. Эти наши Барсуков и Водкин…»
– Кто? – Колосов не мог не усмехнуться.
– Фамилия такая русская. Водкин Петр Захарыч. Амбре от него – с ног прям валит, закусывать надо. – Свидерко сплюнул в окно и закурил. – В общем, они на пустырь где-то во втором часу заявились – до этого пили в ларьке у станции метро. Пришли, говорят, за ломом. Присмотрели, мол, накануне какую-то чушку тут – вроде медная. А у метро третий день фургон стоит с объявлением «Металлолом покупаем». Ну, начали возиться, чушка тяжеленная, чуть пупки не надорвали. Вдруг слышат шум машины. Ну, им плевать – проехала и проехала. Ан, слышат, останавливается. Дверца потом хлопнула. – Свидерко глянул в окно. – Э, да вон они, кажется, налево уже намылились, ну я им покажу, сказано же было не уходить… Сиди, сейчас от них все узнаешь сам.
Свидерко выскочил из машины пулей, исчез, а через секунды вновь появился, точно у него была шапка-невидимка и он то нахлобучивал ее, то снимал. Его сопровождала уже компания: молоденький лейтенантик в форме и двое оборванных существ неопределенного на первый взгляд пола и возраста.
Лейтенантик был явно теперь уже приставлен следить за этими свидетелями без адреса, которые хотели дать тягу, потому что затянувшийся осмотр и допросы их уже давно тяготили. Амбре от обоих исходило действительно устрашающее: Колосову померещилась даже уборная-очко в той разбойничьей коммуналке в Красноглинске. Он еле заставил себя выйти из машины, чтобы выслушать оборванцев.
Оба бомжа, грязные, небритые, завшивленные (Водкин еще ко всему как-то подозрительно отхаркивался, сея себе под ноги жирные плевки), начали при виде начальника отдела убийств сразу в унисон истово и заполошно выкликать:
– Да товарищи-господа-начальники, мы-то штой-то у вас… Да нам итить надо, да мы с утра не жрамши… Да сколь можно об одном и том же талдычить?
– Вас еще следователь не допрашивал, – строго обрезал их Свидерко. – Не жрамши они… Не опохмелились, скажите лучше. Снимут с вас показания, тогда гуляйте на все четыре стороны.
– Да каки-таки показания? У нас и в горле сушь, и язык отмолотили весь…
– Расскажите мне, что вы видели. – Колосов произнес это голосом усталого и важного «большого начальника» – кого-то из министерства передразнивал, кого – забыл. – Вас скоро отпустят, вы и так очень помогли следствию, товарищи. – Пересилив себя, он доверительно положил руку на плечо Водкина, зорко следя, чтобы к нему не перекочевали
Мало-помалу бомжи утихомирились, уяснив, что их все равно без «разговора» на четыре стороны не отпустят, а значит…
– Ну, корячились мы тут с энтой железякой, – начал обреченно Водкин. – Слышим, машина подъехала. Ну, я Сашке и говорю…
– Это я тебе говорю, – влез ревниво Барсуков, – я и говорю, кого на хрен несет сюда за полночь? А лунища-то как бельмо – белая-белая, видно все как днем. И она тоже белая, машина-то у леска, как вошь… Смотрю, движение какое-то вроде возле…
– Ну-ка, пальцем ткни, где вы корячились и где остановилась машина? – вклинился Свидерко.
– Мы о-он там были, где бузина растет, мать ее, – указал Водкин. – А машина стала на шаше… Встала – фары горят, как зенки. Потом гляжу – двое из нее вышли. Точнее, один на своих ногах, а второго он волоком. Тот стоит – шатается. Ну, я думал, рвать его сейчас начнет, укачало. Чего, думаю, на блевотину глядеть? Стали мы с Сашкой дальше корячиться. Потом спины разогнули, глянули в ту сторону – ба-атюшки! Один стоит, а второй уж лежит! И тот первый пал на него сверху наземь-то, как коршун. Глядим… Что-то чудное происходит. А машина – фары снова включила, и лунища светит… И этот с машины над лежащим что-то… Ну, я возьми да и шагни из кустов. Думаю, чего он там – обирает этого, што ль? Как увидел он нас – кэ-эк попятился, что твой зверь. Скок в машину, она газанула! Мы с Сашкой рысью туда. А там, мать моя начальница…
– Айн момент, – прервал его Свидерко. – Что за машина была? Марка какая?
– «Жигуль». Не новая, не такая, как эта. На «копейку» вроде смахивала, белая или бежевая… Как вошь, я ж говорю.
– Первая модель «Жигулей»?
– Ну, может, не первая, а третья, пятая… Хрен ее знает – фары круглые, тупорылая такая, старая, в общем, не как эта ваша, – бомж отмахнулся. – По глазам вижу – щас про номер спросите. Не видал я номера! Что я, филин, в ночи цифирь углядывать?
– Лунища же светила, – фыркнул Свидерко. – Ладно, папаша, не помнишь номера – Бог с тобой. А в машине еще кто-то был?
– Был. Был. Двое, точнее, трое их всего было. Один остался – мухи его вон уже облепили. А те двое утекли, как нас увидали, – вмешался снова Барсуков. – Этот, ну, который убивал-то потом… Ну, в общем, он назад сиганул – я видел, на заднее сиденье. И машина сразу же тронулась. Выходит, шофер у него был.
– Выходит. Наблюдательный ты, – одобрил его Колосов, перейдя на «ты» – «вы» эти челкаши даже не знали что такое. – Потом ничего у убитого не брали?
– Да что мы, звери, что ли? Как увидели, какой он, – давай только Бог ноги. К Трифонычу побегли в бойлерную, во-он в том доме. Он потом сам и до телефона побег вам звонить… Вы вот что, товарищи- господа-начальники, нас уж тут все насчет опознания пытают. Ни-ни – поняли? Никаких опознаний. Мы энтого и видели всего минуту-две. Молодой вроде, в черное одет, а уж какой с лица – не запомнили, да рази до того было?
– Эти наши ханыги их и спугнули, – подытожил Свидерко, когда свидетелей под конвоем бдительного
