– Кроссовки как кроссовки. Китайского производства скорей всего. У них клей слабый. Дешевка.
– Нет, клей тут не слабый. Хотя, сдается мне, для долгого ношения эти тапочки вроде и не приспособлены. – Колосов встал. – Надо бы сегодня все с этим парнем закончить, а? – Он вопросительно глянул на патологоанатома.
Тот в свою очередь покосился на прокурора и лишь обреченно и устало кивнул: эх, начальство, торопите все со вскрытием, а работы и так невпроворот…
– Мы, с вашего позволения, поприсутствуем, – сказал ему прокурор. – Во сколько думаете начинать вскрытие?
Катя близко наклонилась к Колосову. Хотя она немного попривыкла, однако зловоние, витавшее в овраге, до сих пор вызывало у нее в горле спазмы, и голос ее охрип:
– Никита, ты думаешь, это тот челнок с автобуса? – спросила она.
Колосов точно зачарованный не сводил взгляда с кроссовок убитого.
– У него на груди татуировка – пион. Потом кожный пигмент какой, обрати внимание. А потом… Хотя ничего пока и не говорит прямо, что это и есть тот пропавший так загадочно тип. Но ничего не говорит и об обратном… Словом, я эти кроссовки сначала хочу посмотреть. А в сумках анаша, говоришь, была?
Катя смотрела на него с недоумением. Ей показалось, что Никита, видимо, и вправду пережарился на солнце, ибо, как и в случае с байками о поедании собак на корейской свадьбе, несет уж какую-то явную околесицу. Но…
Глава 3 ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ ВОЗВРАТЯСЬ…
За окном стремительно наступал вечер, не принося с собой, однако, особой прохлады. Катя все сидела одна-одинешенька в душном кабинете, уставясь на выключенную пишущую машинку.
В половине девятого вечера за ней на Никитский должен был заехать Вадим Кравченко, а далее их путь лежал в Шереметьево-2, где в половине первого ночи они должны были встретить Сергея Мещерского, наконец-то вернувшегося из… Это жуткое Сережкино путешествие в Индонезию едва не довело Катю до сердечного приступа. Турфирма «Столичный географический клуб», одним из многочисленных совладельцев которой и состоял Мещерский, как всегда, переживала тяжелые времена (а когда они были легкими для этих чокнутых «географов»?).
Организовав с грехом пополам две поездки на Тибет, фирма понесла катастрофические убытки: горе- путешественники растеряли большую часть горного снаряжения и угробили две из четырех взятых напрокат машин, за которые пришлось платить полную стоимость.
Увы, несмотря на все превратности судьбы, Мещерский и его компаньоны-»географы» продолжали практиковать нетрадиционный спортивный туризм, а на него находилось не так уж и много охотников. Дайвинг, сплав по горным рекам, ночевки в палатках у костра в джунглях, полных малярийных комаров и ядовитых многоножек, привлекали своей походной романтикой лишь немногих сильных духом. Но у таких (оголтелых, как выражался Кравченко) туристов-подвижников денег особых не водилось. И поэтому «Столичному географическому клубу» приходилось максимально снижать цены на туры, что, естественно, не способствовало росту его доходов.
Новое сумасбродство – велопробег через пустынные районы Туниса – тоже особого барыша не принес. Все в основном потратили на оплату «авиадоктора» – одному из путешествующих среди раскаленных солнцем барханов стало так худо, что его пришлось срочно эвакуировать самолетом в местный госпиталь, а это не входило в медицинскую страховку.
В этом году, тщетно пытаясь удержаться на плаву в острой конкурентной борьбе, «географы» несколько дрогнули. Мещерский и его компаньоны начали-таки работать с нормальными, посещаемыми обычными туристами курортами. В планах осени–зимы стояли традиционный Таиланд и Гавайи, но… Мещерского понесло еще дальше: остров Бали – тропический рай! Впрочем, и тут «географам», как всегда, не повезло.
Как раз, когда Мещерский и двое сотрудников «клуба» отправились в Джакарту налаживать контакты с принимающей индонезийской стороной, там начались уличные беспорядки, быстро перешедшие в настоящие побоища и погромы. Полторы ужасных недели от Сережки не было никаких известий. Катя вся извелась. Вадим Кравченко – а Мещерский был его самым близким и давним другом – хотя внешне держался спокойно и старался вдолбить испуганной Кате, что «все будет хорошо», тоже сильно переживал. Он развил бурную деятельность, пройдясь по всем своим прежним связям, сохранившимся с той поры, когда он еще работал на Лубянке (где, впрочем, давно уже сменились и вывеска, и состав сотрудников), откопал телефоны всех своих однокашников по Университету имени Лумумбы, который они с Мещерским заканчивали, поставил на уши всех, кого мог, всех работавших на дальневосточном направлении сотрудников фирм, посольств, торговых представителей, советников, дипломатов. Но однокашники лишь руками разводили: «Вадя, дорогой, пойми, и нам жаль Серегу, но где Джакарта и где мы? Как мы можем вытащить его оттуда?» Звонили в наше консульство в Джакарте (находившееся, как и все посольства, на осадном положении) и в представительство Аэрофлота, но нигде и никто о Мещерском и его сотоварищах ничего не знал.
Катя с ужасом слушала каждый вечер новости о происходящем в Индонезии и жарко молилась Богу, чтобы все гражданские битвы, войны на этих далеких тропических островах миновали дурака безмозглого Сережку Мещерского, чтобы он вернулся… Дважды они с Кравченко ездили в Шереметьево встречать самолет – сначала аэрофлотовский, затем МЧС, но сотрудников «географического клуба» на них не оказывалось.
И вот, когда и зареванной Кате, и пытавшемуся сохранить присутствие духа Вадиму уже начинало казаться, что дело действительно – труба, Мещерский наконец объявился, притом целехонек! Позвонил по телефону, особо не распространялся, сообщил, что в Джакарте в аэропорту в эти дни творилось Бог знает что – европейцы спешно бежали, страшась погромов и убийств, билетов было, естественно, не достать, и тогда, по словам Мещерского, они с ребятами – «тут к нам еще одна группа наших присоединилась» – решили «морем уходить в Сингапур».
Это очень было похоже на Миклухо-Маклая, как звал Мещерского Вадим: морем! Да не куда-нибудь, а в Сингапур! Бананово-лимонный…
Катя не знала, что ей делать: плакать, злиться или смеяться. Она все представляла себе маленькую, хрупкую фигурку Сергея за штурвалом… На чем это они уходили – то бишь драпали? Это мог быть и катер, и яхта, и ржавая баржа, и китайская джонка, и даже утлый бамбуковый плот. Впервые она тогда подумала (со странной ноткой сожаления): «А хорошо, что я все-таки вышла замуж не за Сережку, а за драгоценного В. А.».
