Она не ответила.
– Что, трудный вопрос? – спросил Колосов.
– Я не знаю. Я плохо разбираюсь в машинах.
– Может, в татуировках разбираетесь? Что за картинка у него была выколота на предплечье?
– Это так, глупость. Ошибка юности.
– И поэтому ваш брат пытался избавиться от нее, свести?
Она снова промолчала.
– Когда вы видели брата в последний раз?
– Накануне вечером.
– Он что, не ночевал дома?
– Не ночевал.
– И вас это не удивило?
– Он мужчина, хозяин своей судьбы.
– Хозяин… Да вам самой-то жалко его? Жаль хоть чуть-чуть? Или совсем все равно? – Колосов резко наклонился к ней. – Эй, вы, очнитесь. Хоть на этот-то вопрос не соврите – брата жаль или плевать на то, что его зарезали там, на кладбище?!
Она низко опустила голову – темные пряди волос коснулись татами. Она словно не желала, чтобы он увидел выражение ее лица.
– Я ничем не смогу вам помочь, – прошептала она, – даже если бы и очень хотела. А ему помочь вы вообще бессильны.
– Я должен найти его убийц, – сказал Колосов.
Она вздрогнула.
– С чего это вы решили, что… что их было несколько, а не один? – спросила она.
– Потому что картина места убийства об этом свидетельствует. Ваш брат не говорил, что собирается ехать в Мамоново-Дальнее?
– Нет.
– Ну, может быть, у вас там, на местном кладбище кто-то похоронен?
– Нет-нет, у нас там никто не похоронен, вы что!
Колосов отшатнулся – ее реакция была неописуемой. Она вскочила на ноги, точно ее подбросила пружина. Смуглые щеки ее покрыла мертвенная бледность.
– Что с вами? Успокойтесь. Я просто спросил – мало ли. Может, брат ваш поехал тетушку покойную проведать и на какое-то хулиганье случайно наткнулся, – он плел это, внимательно следя за выражением ее лица. – Сейчас кого только не носит по заброшенным кладбищам… Значит, никто не похоронен.
– Нет, я же говорю вам – нет!
– Да я понял, понял, успокойтесь… А что, брат ваш, Алексей, был очень религиозен?
Она молчала.
– Или у него это хобби было такое – кресты из досок сколачивать? – Колосов ждал ответа – напрасно. – Ну, Женя, что же вы молчите? Опять трудный вопрос?
– Я не знаю, я ничего не знаю, – она закрыла лицо руками. – Что вы мучите меня… Подите вы все от меня! Я не знаю даже, как мне дальше жить, что делать вот с этим вот, – она неожиданно с силой ударила стиснутыми кулаками по коленям. – Позвонили, сказали – вашего брата убили, Лешу убили… У меня свет в глазах померк, сердце остановилось. А они теперь являются, лезут с вопросами… Нужны ему теперь ваши вопросы? Помогут они ему теперь? Воскресят его? Да вообще, что вы можете? Что вы понимаете в этом? Вы же даже не представляете себе, с чем столкнулись. Вам и во сне такое вряд ли приснится…
– Я не могу представить себе пока только одного: почему вы категорически не желаете отвечать ни на один мой вопрос?
– Я не отказываюсь. Я просто ничем уже не могу ему помочь. Все, все погибло. Слышите вы, погибло!
Она не сказала «помочь вам», она сказала «ему», и это тоже Колосов отметил про себя, как некую особенность этого странного разговора.
– Я забрал из квартиры архив Неверовского, – сообщил он Кате. – Сестра его не возражала. Пару записных книжек и второй мобильный телефон. Посмотрим, может быть, это что-то даст.
– По-твоему, почему она не пожелала разговаривать? – спросила Катя.
– Меня не покидало ощущение, что она чего-то боится. И вместе с тем не хочет, чтобы я это заметил. А когда я упомянул про кладбище, она аж в лице изменилась. Нет, что-то тут не так с этой девицей Женей… И квартира у них чудная – с одной стороны, выставка как в публичном доме, а с другой – распятие над входной дверью, кресты. Гремучая смесь какая-то. Это видеть надо – я для описания даже слов не подберу.
– Кресты над дверью, по поверью, прибивают или рисуют для защиты, – заметила Катя.
– От кого?
– От нечистой силы, от демонов.
