министерства. В другое время Катя в качестве «собственного обозревателя» охотно бы понаблюдала за всем этим авралом, чтобы впоследствии где-нибудь в трескучей официозной статейке посвятить целый абзац «героике служебных будней» и «методике работы по горячим следам преступления», но, увы, сейчас ей было не до того.
В обеденный перерыв она забрала у Марьяны ключ от квартиры и дезертировала с переднего края боевых действий. Она самым постыдным образом проспала на ставшем уже ей привычным «напольном» ложе с зеркалом вместо изголовья до пяти часов вечера.
Проснулась со странным и даже приятным ощущением честно исполненного долга, приняла горячий душ, привела себя в порядок, тщательно накрасилась, причесалась и вернулась как ни в чем не бывало в Щеголевский отдел.
Первый, кто попался ей там навстречу, был начальник ОВД – толстенький и лысый, катился он смущенно-гневным колобком из мужского туалета, располагавшегося в конце коридора. Как правило, начальники такого уровня не посещают общие места пользования в учреждениях, имея свои, в комнатах отдыха, примыкающих к личным кабинетам. Но на этот раз начальника Щеголевского ОВД буквально выжили из собственных угодий – в его кабинете беспрерывно заседал оперативный штаб по раскрытию убийства. В комнате отдыха было битком набито прокурорских и министерских товарищей, и приходилось бегать по коридору далеко, отказывая себе в минимальном, интимном комфорте.
– Попрошу вас настоятельно – пока никаких комментариев прессе, – бросил начальник ОВД на ходу Кате. – Мне уже по поводу вас звонили, я понимаю – вы на работе, но и мы на работе тоже, поэтому пока никаких материалов и интервью с участниками расследования – все только через меня.
– Я все понимаю. Я пока только собираю материал по делу Авдюкова. Вы же сами разрешили, у вас с нашим отделом информации достигнута твердая договоренность, – вежливо сказала Катя. – Пока мне достаточно той информации, которую в рамках этой договоренности предоставляет мне следователь Киселева.
Начальник ОВД патетически воскликнул: «Уж эта мне Киселева!» – и поспешил мимо Кати к себе. Катя зашагала к следователям.
– Ну что, легче стало? – спросила ее Марьяна, когда они вновь свиделись после короткой разлуки. – Поспала?
– Поспала. Дико звучит, конечно, предательски, но ничего не поделаешь. Уж я такая. – Катя села на подоконник.
– А мы с Наташей, экспертом нашим, – помнишь ее, да? – гильзы ездили в прокуратуру осматривать. Пока они еще в экспертно-криминалистический центр не отправлены. – Марьяна достала из стола пудреницу, заглянула в зеркальце. – Фу, видок… Глаза, как у кролика-альбиноса… Ну кто полюбит нас такой? Никто кролика не полюбит… Везет тебе, Катька, ты днем спать можешь. А я ни за что днем не засну, если солнце светит. Ну и рожа у меня… Ты хоть порозовела малость, ожила, а я как вампир… Короче, гильзы те же, что и с места убийства Лосева. Это и без экспертизы увидеть можно.
– Значит, дело Лосева все-таки прокуратура соединит с нашими? – спросила Катя.
– Ха! Скоро сказка сказывается, разве ты не знаешь, как это бывает? – Марьяна с интересом разглядывала свои ногти, покрытые прозрачным лаком. – Тождество гильз исследованием еще не доказано. Мало ли что мы с Наташей там увидели! Кому это из них интересно. Заключение будет только через неделю, а то и позже. Тогда уж и зашевелятся, а к этому времени либо…
– А тебя даже на совещание не позвали, – обиделась Катя. – Да, странно все как-то… Ну, плевать. Есть из-за чего переживать. Чем ты меня еще удивишь, подружка?
– Тот телефон, второй, сотовый, по которому звонил Усольский, принадлежит Алине Авдюковой.
– Алине? – Катя вскинула голову. – Значит, он звонил дочери, а ему позвонила мать? И что, по-твоему, это означает?
– Означает? – Марьяна вздохнула: – Да ничего пока не означает вроде бы. Так, одни гипотезы… Ты вот пока спала, я тут термос кофе выпила. Думала, между прочим, не в пример некоторым соням, серое вещество свое тратила. Знаешь, к какому выводу я пришла?
– К какому?
– Если мы с тобой в этом деле не выберем для себя точку опоры, мы так и пропадем в этой неразберихе, – Марьяна нарисовала рожицу на листе бумаги. – Вот я и прикидывала, на что нам сейчас, при таком повороте дела, следует опереться в первую очередь. Выбор у нас невелик. Кроме этих гильз девятого калибра – больше опереться не на что.
– Ты пытаешься нащупать подход к Долидзе?
– Нет, я пытаюсь представить себе нашего убийцу. И я не могу. Никак не могу, – Марьяна потерла лоб рукой. – Странно это все как-то. Что он за человек такой, а? Какой он? Ведь явно не трус. Решительный, бесстрашный. В «Парус» явился под видом сотрудника частно-детективного агентства. Лосева сумел подкупить. Ну, положим, это было нетрудно. Парниша был жаден до денег. Эту бутылку подменил. Даже сам выбор этой кислоты в роли яда… Думаешь, он не представлял себе последствий, если Авдюков глотнет это из бутылки? Представлял прекрасно, но Авдюкова не пожалел. Тот так орал от боли, что весь отель перебудил. А с Лосевым как он расправился? Фактически пристрелил его только за одну, самую первую попытку шантажа. И вот с Усольским не побоялся для начала в машине прокатиться. Да, бесстрашия этому убийце не занимать, жестокости тоже. Я все пытаюсь себе его представить – и… не получается у меня.
– Ты маски примеряешь кое на кого, – сказала Катя. – Неблагодарное это занятие – примерка масок. Ты вот и на Усольского все примеряла.
– Да, примеряла. И он был самой на тот момент подходящей кандидатурой. Он вписывался в общую картину.
– Вписывался только потому, что брюки носил, мужчиной был – так, по-твоему?
– Да, так. А теперь вот я не вижу такой фигуры, которая бы полностью вписывалась… Почти не вижу.
– А, брось, Усольский тоже на отчаянного не тянул, – грустно усмехнулась Катя. – Не из той породы он – тех, кто брюки носит.
Марьяна кивнула.
