После этой вспышки наступила тишина. Хилвар успокоился и даже смутился. Однако напряженность в Совете уменьшилась, как будто присутствующие воспряли духом. Президент и не подумал осуждать Хилвара за подобное поведение, хотя по правилам это и полагалось сделать.
Слушая дебаты, Элвин пришел к выводу, что присутствующие разделились на три группы. Консерваторы, находившиеся в меньшинстве, еще надеялись, что все вернется на круги своя и прежний порядок каким-то образом восстановится. Вопреки здравому смыслу, они хватались за мысль убедить Диаспар и Лис позабыть друг о друге.
Сторонники прогресса тоже были в меньшинстве. Однако то, что таковые вообще имелись, удивило и порадовало Элвина. Они не испытывали радости от вторжения внешнего мира, но раз уж такое случилось — нужно было использовать ситуацию максимально. Некоторые зашли так далеко, что предложили попытаться разрушить психологические барьеры.
Большинство же Совета, явно отражая настроение горожан, занимало выжидательную позицию, ожидая, пока выкристаллизуется облик будущего. Они понимали: пока буря не уляжется, нельзя ни строить долговременных планов, ни проводить определенную, четкую политику.
Когда заседание окончилось, к Элвину и Хилвару подошел Джесерак. Он очень изменился со времени их последней встречи — и расставания — в Башне Лоранн, когда пустыня простиралась у них под ногами. Элвин не ожидал такой перемены, хотя впоследствии сталкивался с подобным явлением очень часто.
Джесерак выглядел помолодевшим, как будто пламя жизни нашло новую пищу и горело теперь в нем с молодой силой. Несмотря на возраст, он был среди тех, кто принял вызов, брошенный Элвином Диаспару.
— У меня есть для тебя новости, Элвин, — сказал он. — Ты ведь знаешь Сенатора Джерейна?
Элвин на мгновение задумался.
— Конечно, — припомнил он, — он был одним из первых людей, с кем я встретился в Лисе. Он член делегации?
— Мы с ним успели хорошо познакомиться. Это умнейший человек и лучше разбирается в тайнах человеческого мышления, чем я вообще считал возможным. Хотя и говорит, что, по меркам Лиса, он только начинающий. Находясь здесь, он занялся разработкой одного проекта. Полагаю, он тебе очень понравится. Джерейн хочет выяснить, что удерживает нас в городе. Выяснив причины запрета, он надеется устранить его. С ним уже сотрудничают двадцать наших сограждан.
— Надеюсь, и ты среди них?
— Да, — ответил Джесерак. При этом на лице его отразилось такое смущение, которого Элвин раньше никогда не видел. — Это нелегко, даже неприятно, но очень воодушевляет.
— Как работает Джерейн?
— Он действует при помощи саг, подобрав их в некий сериал, и изучает наши реакции. Никогда не думал, что в мои годы вернусь к детским развлечениям!
— Что собой представляют саги? — спросил Хилвар.
— Воображаемый мир, мир сновидений, — объяснил Элвин. — Многие вымышлены, хотя некоторые, возможно, основаны на исторических фактах. Миллионы саг записаны в ячейках памяти города. Можно выбрать любую, и пока сигналы поступают в мозг, они кажутся человеку совершенно реальными. Он в них живет.
Элвин повернулся опять к Джесераку:
— А в каких сагах Джерейн пригласил принять участие тебя?
— Большинство, как и следовало ожидать, связано с возможностью покинуть Диаспар. Некоторые из них возвращают нас к прежним жизням, в периоды, близкие к основанию города. Джерейн считает: чем ближе подойти к моменту возникновения запрета, тем легче его разрушить.
Новость Элвина очень воодушевила. Открыть ворота Диаспара — только полдела, если никто не захочет выйти наружу.
— Ты
— Нет, — без колебаний ответил Джесерак. — Одна эта мысль приводит меня в ужас. Но я понимаю, что мы были совершенно неправы, считая Диаспар самым главным в мире. И логика мне подсказывает: нужно что-то сделать, чтобы исправить ошибку. Я все еще не способен покинуть город, возможно, не смогу никогда. Джерейн полагает, что ему удастся убедить некоторых наших сограждан посетить Лис. И я хочу ему в этом помочь, втайне надеясь, что опыт не удастся.
Элвин ощутил прилив уважения к своему старому наставнику. Он больше не сбрасывал со счетов обстоятельства, должным образом оценивая силы, заставляющие человека действовать вопреки логике. Сейчас он сравнивал спокойное мужество Джесерака с паническим бегством в будущее Хедрона. Теперь он лучше разбирался в человеческой природе и не решался осудить Шута.
Элвин был уверен, что Джерейн доведет задуманное до конца. Но как бы ни хотелось Джесераку начать жизнь сначала, ему, очевидно, поздно ломать свой образ жизни. Но это не столь важно: другие достигнут успеха при помощи прекрасных психологов из Лиса. Стоит только нескольким стряхнуть с себя, как пыль, многовековой страх, и другие последуют за ними — это лишь дело времени.
Он задумался о том, что произойдет в Диаспаре — и в Лисе, — когда преграды совсем исчезнут. Лучшее, что есть в обоих обществах, должно сохраниться и объединиться в новую, более здоровую культуру. Великая задача, и для ее выполнения потребуются мудрость и терпение всех.
Эти грядущие трудности уже стали проявляться. Гости из Лиса вежливо отказались жить в предоставленных им домах. Они устроили себе временное жилище в парке, хоть немного напоминавшем Лис. Хилвар был единственным исключением. Хотя ему и не нравилось жить в доме с неопределенными стенами и эфемерной мебелью, он отважно воспользовался гостеприимством Элвина, успокоенный обещанием, что они там пробудут недолго.
В Диаспаре Хилвар впервые почувствовал себя одиноким. Город показался ему более странным, чем Лис — Элвину. Бесконечная сложность Диаспара подавляла. Хилвару казалось, что повсюду, куда бы он ни пошел, его окружают толпы незнакомых людей. В Лисе он знал каждого, независимо от того, встречались ли они раньше. Здесь же не хватило бы и тысячи жизней, чтобы всех узнать. Хилвар понимал, что это глупо, но его это угнетало. Только привязанность к Элвину удерживала его в мире, не имевшим ничего общего с его собственным.
Хилвар уже не раз пытался разобраться в своем отношении к Элвину, возникшем и питавшемся из того же источника, что и сочувствие к маленьким, борющимся за жизнь существам. Оно, наверное, показалось бы удивительным тем, кто считал Элвина волевым, упрямым, эгоцентричным, не нуждающимся ни в чьей привязанности и неспособным ответить на нее.
Хилвар знал его лучше, совершенно с другой стороны. С первого взгляда он инстинктивно понял его суть. Элвин — искатель. А все искатели ищут то, что потеряли. И очень редко находят. Но еще реже само достижение цели приносит большее счастье, чем процесс поисков.
Хилвар мог только догадываться, что ищет Элвин: ведь им управляли силы, приведенные в действие десятки лет назад гениями, спланировавшими Диаспар с таким противоестественным умением, либо еще более гениальными людьми — их противниками. Подобно всякому человеку, Элвин был в какой-то степени машиной, действия которой предопределены наследственностью. Но это не уничтожило в нем потребности в понимании и сочувствии, не сделало нечувствительным к одиночеству и разочарованию. Для своего народа он был столь непредсказуем, что они иногда просто забывали: ведь он испытывает те же чувства! Только чужой, воспитанный совсем в чужом мире, смог увидеть в Элвине просто человека.
За несколько дней в Диаспаре Хилвар встретил больше людей, чем за всю свою жизнь. Встретил — но не узнал ни одного. Из-за постоянной необходимости находиться в толпе, жители города были очень сдержаны. Наедине с собой они находились только в собственных мыслях и поэтому предавались размышлениям, даже когда бывали в обществе. Хилвар их жалел, хотя и понимал, что они в жалости не нуждались. Не подозревая, чего лишены, они не могли понять теплого чувства
Эристона и Этанию, опекунов Элвина, Хилвар сразу же определил как добрых, но совершенно
