– А я хочу писать, – она протянула ему сумочку из кожи питона. – Подержите, я скоро.
Перчик скрылась за дверью WC, вручив ему – по сути, первому встречному незнакомцу (так казалось адвокату Ведищеву) – все свое девичье достояние: телефон, ключи, губную помаду и еще что-то длинное и твердое, что прощупывалось сквозь тонкую выделанную кожу клатча снизу, на дне, но он внутрь не заглядывал – естественно, он не открывал клатч, он ждал.
И сердце его...
Старый идиот...
Не воображай себя Борисом Беккером в туалете ресторана «Нобу». Все равно вот так ничего не выйдет, только выставишь себя на посмешище и опозоришься. Нужна ласка... ее долгая умелая ласка... и она ее подарит – потом, позже, когда проведете этот день, а может, и следующий вместе, вдвоем.
Когда она вышла, обдав его запахом туалетной комнаты и своих духов, и протянула руку за клатчем, он вложил его в ее влажную после мытья лапку как подарок, а потом сжал ее пальцы, рывком притянул к своим пересохшим губам и поцеловал – немного неловко и ужасно старомодно.
Но она это оценила – он, адвокат с огромным опытом, понял это по ее взгляду.
Глава 32
ОТ СЛУХОВ ОБРАТНО К ФАКТАМ
Мирославу Бурлюк развезло после третьей рюмки хереса, и она переключилась на кошек. Словно щелкнули кнопкой пульта – она молола без умолку насчет родословной Калигулы, Траяна и Тита и о том, что жалеет, что «поспешила» со стерилизацией Мессалины, потому что от «этой стервы могли родиться золотые коты, и на этом можно было бы делать «бабуськи», только я, дура непрактичная, этого не сообразила, а когда дотумкала – кошачий поезд ушел...».
О Полине Каротеевой она уже позабыла – кошки, кошки, кошки, кошки...
– Пора линять, – шепнула Анфиса Кате. – Она щас вообще вдрызг напьется после нашего ухода.
И в этот момент – точно по заказу – у Кати сработал мобильный.
– Алло, Екатерина, это вы? Чалов говорит. Я в управлении розыска, не могли бы вы сюда подъехать? Понимаю, что неудобно беспокоить в выходной, но важные новости.
– Ой, а у меня тоже! – воскликнула Катя. – Еду без промедления, Валерий Викентьевич.
В тесной прихожей у нее с Анфисой закипел спор:
– Я с тобой!
– Я в управление, Анфис. И машину я заберу, уж извини, мне срочно.
– А я что, с ней должна допивать, что ли?
– Анфис, останься здесь, может, она еще что-то сболтнет важное.
– Да как я пойму, что это важно для тебя?
– Фамилии запомнила – Прохоров, Гаврилов, Ковнацкий Платон – и адвокат? Про адвоката, если она что вспомнит в связи с Полиной, слушай очень внимательно. Ростислав Павлович Ведищев, адвокат... это важно, сделай для меня.
– Ну хорошо, я останусь, ты не подумай, что она алкашка, – Анфиса шептала это Кате в самое ухо. – Просто она не знает меры. Кризис среднего возраста и все такое... а потом ее муж бросил из-за того, что она родить ему не смогла. Я останусь и послушаю. А кто этот Валерий Викентьевич?
– Это Чалов, следователь. Прокурорский... я же тебе говорила.
– Ну да, ну да... и как он вообще?
И тут в прихожей, уже на пороге Катя задумалась – а и правда, как Чалов вообще? Что о нем можно рассказать своей лучшей подруге, готовой ради нее в огонь и в воду, и за руль, и в дальние страны, и в автохимчистку, и даже пить с важным свидетелем, теша рюмкой полуденного беса?
– Он следователь и... Знает свое дело, многому можно у него поучиться. И он... черт, мне с ним интересно, хотя он... Анфис, это же потрясающее дело, и чем дальше, тем больше. Я умираю от любопытства!
– А этот Чалов, он за тобой не приударяет?
– Нет, – ответила Катя не колеблясь. – Я его точно не волную, как и он меня. Иногда смотрится как персонаж старого фильма... черно-белого... И весь такой закрытый.
– Ну да, застегнутый. Видали мы таких, – хмыкнула Анфиса, дыхнув хересом ароматным. – Это как в «Ва-банке»: «Передай застегнутому, чтоб расстегнулся».
Катя чмокнула ее в щеку.
– Я пошла, – шепнула, – а ты дуй к Мирославе и постарайся вернуть разговор к Полине.
В главке, в управлении розыска выходного дня и не чувствовалось. Кабинеты открыты, сыщики за работой. И лишь дверь одного кабинета – начальственного – заперта. Катя вздохнула – полковник Гущин, как ты там, старик, в Амстердаме с полицейской делегацией? Небось удивляетесь, как это в Амстердамах народ свободно справляет нужду в открытые уличные писсуары и весело курит травку, плюя на полицию. А тут, в родном Подмосковье, в Ясногорске такое дело разворачивается!
Полковника Гущина сейчас остро не хватало.
Чалова она нашла в одном из кабинетов в окружении оперативников – они что-то оживленно обсуждали.
– Секунду. – Чалов обернулся к Кате: – Я не устаю удивляться, как скоро вы оказываетесь там, где нужны.
Награжденная комплиментом, Катя ждала в коридоре у окна, когда Чалов освободится.
– Заходите, – пригласил он, выпроводив оперативников. – Не стал бы дергать вас в выходной, но сразу две важные информации пришли почти одновременно.
– У меня для вас тоже есть информация, я хотела вам звонить. Дело в том, что мы с подругой отыскали свидетельницу – некую Мирославу Бурлюк, давнюю знакомую Полины Каротеевой. И она нам сообщила...
– Что? Что вы замолчали? У вас привычка забавная – умолкать и вот так серьезно и испытующе... немного по-детски на меня поглядывать.
– Может, вы слушать не захотите, Валерий Викентьевич.
– А что, был пример, когда я отказывался вас слушать?
– Может, это не так легко выслушать. – Катя раздумывала, как бы лучше и точнее изложить ему показания Мирославы. – Есть основание думать, что ваш дядя-адвокат...
И она рассказала ему.
Адвокат... он давал советы... Советы, как на суде себя вести...
Чалов отошел к окну. Открыл его, впуская в прокуренный кабинет свежий воздух. Постоял, взявшись руками за решетку, защищающую окно.
– Где она живет, эта ваша Мирослава Бурлюк? – спросил он.
– Почти рядом со мной, на Комсомольском.
– И вы, естественно, ничего не записали... Я вызову ее на допрос. Я ее должен был отыскать, а не вы... Такой прокол, еще один мой прокол, как и тот, что я допустил нападение на Каротееву...
– Никакой это не прокол, просто...
– Вы не понимаете, – Чалов обернулся, – Екатерина... Катя... вы не понимаете... да нет, что я говорю, вы отлично все понимаете. Когда в деле появляется что-то личное... это как подводные камни... Большой Барьерный риф...
– Вам надо еще раз поговорить с вашим дядей.
– Допросить.
– Нет, поговорить, насколько это возможно – начистоту.
– Насколько это с ним возможно... начистоту. – Чалов усмехнулся. Печальная усмешка.
И в ней – ничего от героя черно-белого кино: ни Деточкина, ни Деточкина в роли принца Гамлета, ни просто Гамлета... Что-то свое...
Передай застегнутому, чтоб расстегнулся...
– Я во всем буду вас поддерживать, Валерий Викентьевич, – твердо сказала Катя. – Помните, я на вашей стороне. И вообще я думаю... это дело очень сложное... гораздо сложнее, чем я предполагала. Может, не в плане версий и мотивов... а в личном плане.
– Я вам признателен, Катя, – ответил Чалов, – но мне требуется время, чтобы обдумать все, что вы
