как я раньше об этом не подумал! – Китаев звонко и весьма картинно шлепнул себя ладонью по лбу. – Они ж с Миловадзе земляки – оба оттуда, с Кавказа. А там связи такие, что – ого-го! Да и с Витасом они друг друга люто ненавидели: тот его убить грозился, если еще хоть раз у сестры застанет. Так что у Алигарха и рука б не дрогнула, ну, в смысле отомстить, посчитаться…
– Какой удобный подозреваемый. По всем статьям подходит. Бери и сажай, суди. – Колосов внимательно посмотрел на Салютова. – Вы тоже так считаете, Валерий Викторович? Подходит Газаров, а?
Но Салютов ответить не успел. В кабинет без стука ввалились члены следственно-оперативной группы под предводительством следователя Сокольникова. Он был жестоко простужен, однако не поленился подняться среди ночи с постели по звонку дежурного. Ибо – Никита прочел это по мрачно-торжественному лицу его – уже считал это дело своим. Чисто прокурорским.
Глава 20. АЛИГАРХ
С Колосовым Катя снова встретилась в обеденный перерыв: столкнулась на лестнице – он куда-то спешил уже одетый, укутанный поверх кожаной куртки теплым шерстяным шарфом.
– Здравствуй, Никита, – поздоровалась Катя.
– Привет, – буркнул он, спустился на несколько ступенек и вдруг остановился. Обернулся.
«Очнулся наконец», – подумала она.
– Здравствуй, извини, задумался. – Он чуть ослабил шарф, туго обмотанный вокруг шеи. – Ты обедать?
– Нет, не пойду сегодня. Такой снег валит. – Катя хотела уже чинно продолжить свой путь на родной этаж (в главке только что закончился брифинг, посвященный работе ГИБДД, и она хотела отыскать знакомых корреспондентов, чтобы передать через них материалы в «Подмосковный вестник»).
– Подожди, не уходи, послушай. – Колосов смотрел как-то странно – то ли рассеянно, то ли… – Я тут насчет одного вопроса хотел с тобой посоветоваться.
– Насчет какого? – Катя сразу насторожилась.
– Вот как ты думаешь?.. Какое твое мнение?.. О разнице женских характеров можно судить по цвету волос?
– Чего-чего? – изумилась Катя.
– Ну меня интересует: вот есть блондинка, есть брюнетка. Можно, исходя из этого, что-то сказать об их характерах, склонностях?
– По одному внешнему виду?
– Ну да. Конечно, в общих чертах.
Катя хлопала ресницами как кукла: интересненько. У начальника отдела убийств от вала дел, неопознанных трупов и объявленных в федеральный розыск маньяков, видно, уже слегка поехала крышечка. Караул…
– Ну можно, наверное, хотя ты сам знаешь, как внешность человека бывает обманчива. Может, они перекрасились, – сказала она. – А для чего это тебе нужно?
– Для чего? – Он смотрел на нее все так же загадочно. – Слушай, Катерина Сергеевна… Я сейчас очень спешу, в район отъехать надо. Но часам к пяти я вернусь. Ты на месте будешь?
– Да, конечно.
– Я зайду. В пять. Договорились, – Колосов ринулся по лестнице вниз, – мне с тобой обязательно нужно поговорить.
– О блондинках и брюнетках? – громко спросила Катя и тут же прикусила язык: по лестнице медленно и важно поднимался полный бравый генерал в лампасах. Начальник. Катя как белка шмыгнула на свой этаж и с деловитым видом заспешила по коридору к своему кабинету. Но сердце ее уже изнывало от любопытства. Что еще случилось? Что Никита хотел всем этим сказать?
А Колосов из главка отправился в Скарабеевское отделение милиции. Там сидел задержанный на трое суток следователем прокуратуры Сокольниковым Георгий Газаров. Его, между прочим, водворили в ту же камеру, где до этого содержался Майский, накануне выпущенный под подписку о невыезде после предъявления ему обвинения.
«Красный мак» был вот уже двое суток как закрыт. С санкции следователя было вынесено мотивированное постановление о приостановлении на время следствия деятельности казино и дан ход процедуре отзыва лицензии.
Тело Витаса Таураге отправили в морг на судебно-медицинскую экспертизу, и ее результаты полностью подтвердили версию Колосова. Но, кроме всего этого, было еще столько разной нервотрепки и хлопот по делу, что голова Никиты шла кругом, тяжелела и тупела и постепенно, как ему казалось, превращалась в чугунное ядро, что лежит себе полеживает в Кремле возле Царь-пушки.
Колосов понял: пора делать паузу. Пора оглянуться и подвести неутешительные итоги. Однако днем времени на раздумья, как всегда, не хватало. В Скарабеевском ИВС парился Газаров-Алигарх, и у следователя Сокольникова имелись на него показания охранников казино. С этими показаниями да и с самим новым подозреваемым, как считал Сокольников, срочно надо было что-то делать. И делать должен был, естественно, уголовный розыск – отдел по раскрытию убийств.
Однако сам Никита встречаться с Газаровым пока не торопился. Задержанный мариновался в камере. А Иван Биндюжный по телефону докладывал Колосову данные из рапорта «камерной разборки».
По данным агента, в отличие от бывалого, тертого, не унывающего даже в тюрьме Майского, «игроголик» Алигарх переживал неволю тяжело и в камере вел себя «буйно и агрессивно». Едва водворенный за железную дверь, он начал ругаться с конвоем через открытую кормушку. За что получил твердое обещание «схлопотать карцер». Никакого карцера в крохотном Скарабеевском ИВС, трогательно именуемом своими «сундуком», и в помине не было. Конвойные просто пытались держать марку заведения. Газаров, казалось, это понял и, как удрученно констатировал агент в рапорте, «вконец оборзел».
Всю ночь он не давал спать всему ИВС – лупил в дверь кулаками, каблуками, ругался, кричал, требовал
