– А как же. Зачем иначе ездить?
– Удачно?
– Когда как.
– Пятого января вечером, когда был убит служащий казино Тетерин, вы в «Красном маке» были?
– Был.
– Один или вместе с Эгле Таураге?
– Один. – Газаров кашлянул.
Никита помолчал. Так, первая ложь есть. Он ясно помнил их на видеопленке вдвоем в игорном зале: девушка, кажется, уговаривала его остановиться, бросить игру, а он и слушать не хотел.
– Вы знали покойного Тетерина? – спросил он Газарова.
– Знал. Сан Саныча все постоянные клиенты знали.
– Вечером пятого января вы его видели?
– Хотите спросить, посещал ли я сортир? Посещал. А вот на старика – верите, внимания не обратил – был он там за своей стойкой, нет ли… Знаете, как по телику долбят: когда диарея не дает жить…
– Диарея штука коварная, – посочувствовал Никита. – В народе говорят – медвежья болезнь. От страха обычно приключается.
– От какого страха?
– Ну, от разного. Грохнул, например, дедка из пистолета. У того – мозги веером. Ну, тут сразу и пожалуйста – нервишки, страх содеянного, ужас расплаты, – перечислил Колосов, загибая пальцы. – Так прохватит диарея – всю ночь с унитаза не слезешь.
– Что вы хотите этим сказать? Что это я убил Тетерина?
– Вы же сами диарею помянули, Георгий Делиевич. Я просто хочу понять причину вашего недуга в тот вечер.
– Послушай, ты… Ты что, издеваешься тут надо мной? – Газаров сверкнул черными, как южная ночь, глазами. (Никите почудилось даже – еще секунда, и рука фигуранта стиснет призрачную рукоятку фамильного дедовского кинжала.) – Издеваешься? Унизить меня хочешь?
– Да ничего я не хочу, – Колосов печально вздохнул. – Разговора у нас дельного не получается. Болтовня пустая.
– Что ты ко мне с этим дедом прицепился? Ты подумай – для чего мне его кончать?
Никита коварно молчал. А сам думал: эх, Алигарх, может, ты и не знаешь, а может, и прикидываешься, что не знаешь – мотив-то в этом деле вроде на поверхности лежит…
– Ну хорошо, а в гостиной наверху возле трупа Витаса Таураге как вы оказались? – спросил он. – Совершенно случайно?
– Конечно! Я выстрел услышал. Так грохнуло – у меня аж уши заложило. Вбежал в гостиную – этот на полу, пистолет рядом валяется, в комнате, как в пороховом погребе, запашок. Я хотел на помощь звать, думал, этот кретин застрелился. А тут салютовские махновцы стали сразу мне руки выворачивать.
– Где вы находились, когда услышали выстрел?
– В зимнем саду, – ответил Газаров быстро.
– И никого не видели – в коридоре, на лестнице, когда в гостиную вбежали?
– Никого, только… ну, его.
– Труп, да? И вы подумали, что Витас застрелился?
– Ну да, сначала. Пистолет-то его на ковре лежал, я его сразу узнал.
– Вы раньше видели у него этот пистолет?
– Было дело однажды, – ответил Газаров мрачно.
– При каких же обстоятельствах?
– Ну, чего скрывать, все равно все сплетни вам доложат. Поссорились мы с ним. Ну, до драки, до мордобоя. Я думал, честно, а он… Пушку, короче, он достал.
– Угу, вот даже как. Ну, а по какой причине, по-вашему, Таураге вдруг мог застрелиться?
– Ну, я тогда подумал – может, проигрался крупно, может, к Салютову-папе в долги влез. Да мало ли причин мужику пулю выбрать? Может, женщина ему изменила?
– Но Таураге не застрелился. Кстати, то же самое сначала подумали о Тетерине. Любопытно, да? А Таураге убили: сначала стукнули по голове бронзовой статуэткой, а потом выстрелили в него из его же пистолета.
Газаров посмотрел на Колосова. Хмыкнул недоверчиво.
– Почему такая канитель, а?
– Вот я и пытаюсь в этом разобраться, Георгий Делиевич.
– Меня-то за что посадили?
– Ну, пока еще не посадили, задержали. На вас показания есть охранников, заставших вас возле
