— Это ваши домыслы, — сказал Фурунео.
— Это единственное заключение, которое можно сделать из его слов, — возразил Мак-Кей. — Наше общение затруднено, но я верю, что сказанное здесь дает какое-то объяснение и является настоящей попыткой взаимопонимания.
— Я думаю, вы правы в одном, — сказал Фурунео.
— Да?
— Мы должны согласиться с тем, что правильно истолковали его высказывание.
Мак-Кей сглотнул, у него пересохло горло.
— Фанни Мей, — сказал он, — вы тоже объясняете перспективу вашего окончательного исчезновения действиями мисс Эбнис?
— Проблема объяснима, — ответил калебан. — Другие калебаны пытаются устранить ошибку. Эбнис не в состоянии этого понять и пренебрегает последствиями. Связи затруднительны.
— Связи затруднительны, — пробормотал Мак-Кей.
— Все связи в единственном зейе-центре, — сказал калебан. — Главный зейе-центр моего “я” создает двустороннюю проблему.
— Только не говорите, что вы это понимаете, — раздраженно сказал Фурунео Мак-Кею.
— Эбнис использует зейе-центр моего “я”, — сказал калебан. — Договор дает Эбнис право пользования. Мое “я” имеет зейе-центр. Эбнис пользуется этим.
— Итак, она открывает прыжковую дверь и посылает через нее паленку, — сказал Фурунео. — Почему бы нам просто не подождать здесь и не перехватить ее?
— Она закроет дверь прежде, чем мы приблизимся, — сказал Мак-Кей. — Нет, не получится. Я думаю, придется поверить, что существует только один, главный зейе-центр, контролирующий все прыжковые двери. Может быть, Эбнис купила себе право использовать его по собственному усмотрению или…
— Или что-то другое, — пробурчал Фурунео.
— Эбнис контролирует зейе-центр по договору о покупке, — сказал калебан.
— Видите, Фурунео? — сказал Мак-Кей. — Вы можете блокировать контроль Эбнис, Фанни Мей?
— Заключение договора предполагает невмешательство в действия этого индивидуума.
— Но, несмотря на это, вы можете пользоваться вашим собственным зейе-центром? — настаивал Мак-Кей.
— Это возможно.
— Это безумие! — фыркнул Фурунео.
— Безумие определяется как неспособность к упорядоченному ходу мыслей и логическим выводам, — сказал калебан. — Безумие — это зачастую суждение одной формы жизни о другой. По меньшей мере, ошибочная интерпретация.
— Послушайте, — сказал Мак-Кей своему коллеге, — все эти случаи смерти и сумасшествия в связи с исчезновением калебанов подтверждаются нашей интерпретацией. Мы имеем дело с чрезвычайно взрывоопасной ситуацией.
— Итак, мы должны найти Эбнис и помешать ее дальнейшим безобразиям.
— Легко сказать, — ответил ему Мак-Кей. — А теперь, я думаю, нужно сделать следующее. Оставьте шар в покое и известите обо всем Бюро. В вашей памяти достаточно сведений. Объясните им все.
— Хорошо. Вы хотите остаться здесь?
— Да.
— Что мне говорить, если меня спросят, что делаете вы?
— Я должен взглянуть на сопровождающих Эбнис и ее окружение.
Фурунео откашлялся.
— Вы подумали о том, что остаетесь совсем один? — он сделал движение, словно стрелял из излучателя.
— В прыжковую дверь проходят предметы не больше определенной величины и с определенной скоростью, — констатировал Мак-Кей. — Вы сами это знаете.
— Может быть, это не обычная прыжковая дверь.
— Сомневаюсь.
— Когда я передам ваше сообщение, что мне делать дальше?
— Подождать снаружи, пока я вас не позову — это в том случае, если у вас для меня не будет сообщения. Да, и на всякий случай пустите в ход все силы для поисков на этой планете… Может быть, Эбнис находится где-нибудь неподалеку.
— Само собой разумеется, — Фурунео помедлил. — Вот еще что: к кому я должен обратиться, когда установлю контакт с Бюро, к Бильдуну?
Мак-Кей взглянул на него. Почему Фурунео спрашивал, к кому обратиться? Что он хотел этим сказать?
Потом Мак-Кей сообразил, что Фурунео сказал это в результате логических размышлений. Нынешним директором Бюро Саботажа был Наполеон Бильдун, пан спехи, человекоподобный только по внешнему виду. Тут Мак-Кей повел себя как человек, считающий, что все разумные формы жизни должны были произойти от обезьяны. Политическое соперничество между различными разумными видами существ во времена наивысшего напряжения принимало странные формы. В этом случае было целесообразно создать обширный директорат.
— Спасибо, — сказал Мак-Кей. — Я не задумывался над этой важной проблемой.
— Это очень важная проблема.
— Я понимаю. Итак, по моему мнению, в этом деле с нами должен сотрудничать шеф нашего поискового отдела.
— Гайчел Сайкер?
— Да.
— Лаклак и пан спехи. Кого еще нужно проинформировать?
— Один из правовых отделов. Когда мы так туго натягиваем лук, они должны получать всю информацию о наших действиях, — сказал Мак-Кей. — И прежде, чем последует официальное решение, всем нам может прийтись солоно.
Фурунео кивнул.
— Еще кое-что.
— Что?
— Как я выйду наружу?
Мак-Кей повернулся к “половнику”.
— Еще один вопрос, Фанни Мей. Как моему спутнику покинуть ваше жилище?
— Куда он желает отправиться?
— Домой.
— Очевидные связи, — сказал калебан.
Мак-Кей услышал шипение воздуха, в ушах у него щелкнуло. Потом послышался звук, словно откупорили пустую бутылку. Он огляделся. Фурунео исчез.
— Вы… отправили его домой? — спросил он.
— Верно, — ответил калебан. — Прямо в нужное место. Быстрое перемещение, чтобы избежать падения температуры.
Пот ручьями тек по лицу Мак-Кея. Он сказал:
— Мне хотелось бы узнать, как вы это сделали. Вы действительно можете читать наши мысли?
— Я вижу только связи.
“Опять это выражение”, — думал Мак-Кей; он обратил внимание на замечание калебана о температуре. Проклятье! Воздух в этом помещении закипает! Здесь было как в сауне. Одежда приклеилась к телу, кожа зудела, в горле пересохло. Он вытирал лоб рукой, состоявшей, казалось, полностью из воды. Он попытался вытереть руку о пиджак.
Мысль, что каждое разумное существо, которое когда-либо пользовалось прыжковой дверью, должно умереть вместе с исчезновением калебана, тяжело давила на его сознание. В этом воздухе был запах смерти. Каждый, кто пользовался прыжковыми дверьми! Это были сотни тысяч разумных существ…
