— Это очень странный материал, — сказал Тулук, поднимаясь из-за стола, где он исследовал серебристый тросик. — В высшей степени достойный внимания.
— Что же в нем странного?
— Он просто не может существовать.
— Но он существует, не так ли?
— Я это вижу, друг мой.
Тулук убрал хватательные клешни и задумчиво почесал правую часть лицевой щеки. Показался оранжевый глаз, повернулся и взглянул на Мак-Кея.
— Вы знаете, — сказал врайвер, — единственная планета, на которой могли выращивать этот материал, прекратила свое существование более тысячи лет назад. Было только одно место, одна комбинация биохимических и энергетических условий…
— Вы ошибаетесь, этот материал здесь, перед нашими глазами.
— Глаза стрелка из лука, — сказал Тулук. — Вы помните историю с Новой?
Мак-Кей склонил голову набок и на время задумался.
— Кажется, да. По-моему, я об этом где-то читал.
— Планета называлась Рап, — продолжил Тулук. — Это кусок волокна с Рапа.
— Кусок волокна с Рапа?
— Вы никогда не слышали об этом?
— Никак не могу вспомнить.
— Да, ну… это местный материал. Изготавливается из вида вьющегося растения с относительно коротким периодом жизни. Интересно, что его единственный стебель не измочаливается, даже если его весь рассечь. Видите? — Тулук рванул отдельное волоконце из обрезанного конца. Оно только чуть отошло, но сейчас же вернулось и прочно переплелось с другими. — Эти волокна ведут себя по отношению друг к другу с ярко выраженной когерентностью.
— Вы сказали, короткий период жизни?
— Да, волокна с Рапа при самых благоприятных условиях сохраняются не более чем двадцать — двадцать пять лет.
— Но планета…
— Да, тысячу лет тому назад.
Мак-Кей недоверчиво посмотрел на серебристо поблескивающий тростник.
— Очевидно, эта вещь выросла где-то в другом месте. Может быть, кому-то удалось вырастить волокно с Рапа на какой-то другой планете.
— Может быть, но тогда ему удавалось сохранять это в тайне очень долгое время. Да и какой смысл?
— Мне не нравится то, о чем вы думаете, — сказал Мак-Кей.
— Это самая важная констатация, которую я когда-либо от вас слышал, — сказал Тулук. — Но я знаю, что вы имеете в виду. Вы считаете, что я думаю о путешествиях во времени или…
— Невозможно! — сказал Мак-Кей.
— Я проделал очень интересный математический анализ этой проблемы, — сказал Тулук.
— Путешествия во времени! — фыркнул Мак-Кей. — Бессмыслица!
— Наши привычные формы восприятия, конечно, мешают мыслительному процессу, который необходим для анализа этой проблемы, — сказал Тулук. — Я же освободился от традиционного образа мышления. Посмотрите: мы имеем множество точек-измерений пространства. Эбнис находится на определенной планете, это же относится к калебану. Мы получаем действительные контакты между обеими точками, серию событий.
— И что же?
— Мы должны исходить из того, что эти точки контакта лежат в основе узора.
— Почему? Могут быть произвольные образцы…
— Две специфические планеты, двигающиеся в пространстве, представляют собой единый узор, еднну: в систему, единый ритм. Мы имеем дело с системой, отвергающей общепринятые анализы. Это темпоральный ритм, переводимый в серию точек-ритмов. Он и пространственный и временной.
Мак-Кей сказал:
— Это уже не связано с путешествиями во времени.
— Подождите! Я вижу целое, как систему линейных связей…
— Линии! — сказал Мак-Кей. — Связи!
— Как? Да, верно. Линейные связи, которые движут формами или формой измерений. Мы можем изложить все формы пространства как количество, которое определяет другие качества. Вы следите за моей мыслью?
Мак-Кей неуверенно кивнул.
— Мы рассматриваем данные как серию измерений, которая определяется движущимися точками, причем мы должны помнить, что они тоже определяют пространство между подобными точками. Итак, речь идет о многочлене измерения, если выражаться точнее. И чем же в связи с этим является время? Время — это многочлен измерения. Но мы имеем множество точек-измерений в пространстве и во времени. Итак, у нас есть либо одна постоянная переменная величина, либо множество постоянных переменных величин. И в результате сокращения их количества посредством расчетов, мы увидим, что имеем дело с двумя системами, которые содержат бесконечное множество возможностей.
— И вы обнаружили это? — спросил Мак-Кей.
— Я это обнаружил, — сказал Тулук. — Теперь отсюда следует, что имеются точки контакта нашей проблемы их раздельного существования в течение разных промежутков времени. Итак, Эбнис принимает другое измерение времени как шар калебана. Это неизбежный вывод.
— Это тонкие различия, которые видит калебан, — задумчиво сказал Мак-Кей. — Эти связи, эти нити.
— Паутина, которая связывает многие вселенные, — сказал Тулук. — Смотрите, прыжковые двери калебана дают нам возможность почти мгновенно преодолевать световые годы. Представьте себе огромное количество энергии, которое должно расходоваться на это. И, может быть, что мы видим лишь малую часть того, что находится во власти калебана.
— Мы никогда не должны были признавать зейе-систему, — сказал Мак-Кей. — Нам совершенно достаточно было обычных космических путешествий и все развивающейся техники затормаживания функций организма. Мы должны были оставить калебанам их связи.
— Вы сами не верите в это, Мак-Кей. Конечно, мы должны были предвидеть возможную опасность. Но мы были поражены и ослеплены возможностями, открывшимися перед нами. И это была ошибка.
Мак-Кей поднял левую руку, чтобы почесать голову, и тут почувствовал опасность. Прежде чем он успел среагировать, что-то ударило его по руке и рассекло ее до самой кости. Он обернулся и увидел поднятую для нового удара руку паленки с зажатым в ней клинком. Рука высовывалась из туманной трубы прыжковой двери. В отверстии была видна бронированная жабья голова паленки, а радом — правая часть лица пан спехи: красно-фиолетовый шрам на лбу, смарагдово-зеленые фасетчатые глаза.
Мак-Кей увидел поднятый для удара клинок и понял, что тот ударит прежде, чем его застывшие в шоке мускулы успеют среагировать. Колющая боль в левом виске, удар по голове, раскаленный луч излучателя, вспыхнувший перед его лицом — все перемешалось в одно мгновение.
Он стоял, замерев, неспособный двигаться. Только глаза действовали и отмечали удивление на лице пан спехи, отрезанную руку паленки, упавшую на пол, щелчок сомкнувшейся прыжковой двери. Сердце бешено колотилось. Что-то темное и мокрое бежало по его левой щеке вдоль челюсти. Рука болела, и он видел кровь, капающую с кончиков пальцев.
Потом кто-то оказался рядом и прижал что-то к его щеке. Тулук нагнулся, чтобы поднять клинок из руки паленки…
— Я снова был на волосок от смерти, — сказал Мак-Кей. Потом наступила реакция, и он задрожал всем телом.
Было уже далеко за полдень, когда Мак-Кей вернулся в лабораторию, окруженный охранниками с оружием наизготовку. Он провел два часа в медстанции и еще два часа в юридическом отделе и очень
