— Вот и прекрасно. Мы нуль-транспортируемся в течение часа.
Хотя среди офицеров и остальной команды «Дерзости» было много женщин, Хелен Ноэл была неожиданностью для Кирка. Она была молодая и почти до неприличия хорошенькая — и более того, хотя Кирк видел ее раньше, он тогда не осознавал, что она состояла в штате корабля. Это было на рождественской вечеринке у медиков. У него тогда сложилось впечатление, что она просто пассажирка, на которую, как это часто бывало с пассажирками-женщинами, подействовало то обстоятельство, что она выбрана для разговора капитаном; и так случалось, что, поддавшись всеобщему праздничному настроению, он воспользовался некоторыми маленькими возможностями, которые ему предоставило произведенное на нее впечатление… А теперь она оказалась — да и раньше была — недавним пополнением корабельной медслужбы. Выражение ее лица, когда они встретились в нуль-транспортерной комнате, было притворно застенчивым, но у Кирка было отчетливое ощущение, что она наслаждалась его замешательством.
Тантал был жуткий мир, безжизненный, опустошенный и раздираемый резким и неистовым климатом; его атмосфера в основном состояла из азота, слегка разбавленного некоторыми благородными газами — очень плохое место, чтобы попытаться организовать побег. В этом он весьма походил на все другие исправительные колонии, просвещенные или не очень. Также, как обычно, собственно колония находилась под землей, ее положение было отмечено на поверхности только маленькой надстройкой, в которой размещались комната нуль-транспортера, лифт и несколько других обслуживающих модулей.
Доктор Тристан Адамс встретил их в своем кабинете: мужчина а возрасте лет сорока пяти, с широкими теплыми чертами, подозрением на веснушки на носу и почти агрессивно дружеской манерой, которая, по-видимому, обещала крепкие рукопожатия, юмор, чуточку бренди в нужный момент и полную искренность все время. С трудом верилось, что такой достаточно молодой человек обладал столь солидной репутацией. Кабинет чем-то походил на своего хозяина: он был очень домашним, неаккуратным, но не замусоренным, и обставлен так, чтобы обеспечить комфорт и удовлетворить вкус человека, возможно, столь же интересующегося примитивной скульптурой, сколь и здоровьем общества.
С ним была молодая женщина, высокая и статная, но вся какая-то омертвелая, которую он представил как Лета. В ней было что-то странное, а что — Кирк никак не мог понять: возможно, легкий недостаток нормальной человеческой непосредственности и в манерах, и в голосе. Как будто ожидая только такой реакции, Адамс продолжил:
— Лета прибыла к нам для реабилитации, и закончила ее, оставшись в качестве терапевта. И очень хорошего.
— Я люблю мою работу, — произнесла девушка безжизненным голосом.
Взглядом спросив у Адамса разрешения, Кирк сказал:
— А до того, как вы прибыли сюда?
— Я была другой личностью, — сказала Лета. — Злобной, полной ненависти.
— Могу я спросить, что за преступление вы совершили?
— Я не знаю, — ответила Лета. — Это не имеет значения. Та личность более не существует.
— Часть нашего лечения, капитан, — похоронить прошлое, — объяснил Адамс. — Если пациент может прийти к согласию со своими воспоминаниями — ну и хорошо, все нормально. Но если они невыносимы, зачем они вообще нужны? Достаточно уже просуществовало это бремя. Начнем осмотр?
— Я боюсь, у нас нет времени на полный осмотр, — сказал Кирк. — Принимая во внимание известные обстоятельства, я бы хотел увидеть аппарат или эксперимент, из-за которого пострадал доктор ван Джелдер. Это, в конце концов, главная цель нашего расследования.
— Да, разумеется. Никому не нравится говорить о неудачах, но все равно, отрицательные результаты тоже важны. Если вы будете так любезны последовать за мной…
— Одну минуту, — сказал Кирк, вытаскивая передатчик из бокового кармана. — Мне самое время выйти на связь с кораблем. Если не возражаете…
Адамс кивнул, и Кирк шагнул в сторону, полуобернувшись к нему спиной. Через некоторое время голос Спока мягко говорил:
— Ван Джелдеру не лучше, но доктор Маккой вытащил несколько дополнительных кусочков и обрывков из его памяти. Они, по-видимому, не очень изменяют ситуацию. Он по-прежнему настаивает, что Адамс злобен, аппарат опасен. Деталей нет.
— Хорошо. Я буду связываться с вами через каждые четыре часа. Пока все идет нормально. Конец связи.
— Готовы, капитан? — любезно сказал Адамс. — Хорошо. Сюда, пожалуйста.
Комната, в которой ван Джелдер якобы подвергся своему таинственному и разрушительному превращению, выглядела для неискушенного взгляда Кирка точно так же, как любой другой врачебный кабинет, и более всего напоминала радиологическую лабораторию. Когда Кирк, Адамс и Хелен вошли, на столе лежал пациент, скорее всего, без сознания; из маленького и даже с виду сложного устройства, свисавшего с потолка, в лоб пациенту бил узкий, монохроматический луч света, похожий на лазерный. Около двери, за маленькой неэкранированной приборной панелью, стоял врач в униформе; очевидно, радиация, если она и была, не представляла опасности даже на таком небольшом расстоянии. Все выглядело совершенно невинно.
— Вот устройство, — мягко сказал Адамс. — Нервный потенциатор, или разгрузчик. Оба термина звучат как взаимоисключающие, но в действительности описывают один и тот же эффект: индуцированное возрастание нервной проводимости, которое намного увеличивает число перекрестных связей в мозгу. На каком-то этапе, как мы знаем из теории информации, возросшее количество связей в действительности вызывает исчезновение информации. Мы думали, что это поможет пациенту лучше совладать с его самыми беспокоящими мыслями и страстями. Но эффект этот нестоек, и я сомневаюсь, что это будет полезно хотя бы приблизительно в той степени, на которую мы надеялись.
— Хм-м, — сказал Кирк. — Тогда, если это не особенно полезно…
— Почему мы это используем? — Адамс печально улыбнулся. — Надежда, вот и все, капитан. Возможно, мы сможем еще извлечь кое-что из этого устройства, успокаивая наших буйных. Но это всего лишь паллиатив.
— Как транквилизирующие препараты, — предположила Хелен. — Они не имеют последействия. И чтобы держать человека под контролем, должны постоянно вводиться в его кровеносную систему…
Адамс энергично кивнул.
— Именно такова и моя точка зрения, доктор.
Он повернулся к двери, но Кирк все еще смотрел на пациента на столе. Он внезапно повернулся к врачу в униформе и спросил:
— Как эта установка работает?
— Достаточно просто, прибор не обладает избирательностью, — сказал врач. — Включение, выключение и потенциометр для регулировки интенсивности. Мы пытались рассчитать мощность по остаточным дельта-ритмам пациента, но ничего не вышло. Мозг, видимо, имеет свой собственный механизм контроля, и лишь частично поддается стороннему внушению. Для этого, конечно, вы должны довольно неплохо знать пациента; вы не можете просто положить его на стол и ждать, что машина обработает человека, как будто это память компьютера.
— И мы не должны так много разговаривать в его присутствии, по этой самой причине, — подхватил Адамс, впервые с легкой ноткой раздражения в голосе. — Дальнейшие объяснения лучше отложить до того, как мы снова окажемся в кабинете.
— Я бы лучше задал мои вопросы, пока они у меня на языке, — сказал Кирк.
— Капитан, — объяснила Хелен Адамсу, — порывистый человек.
Адамс улыбнулся.
— Он напоминает мне немного древнего скептика, который требовал, чтобы его обучили всей мировой мудрости, пока он стоит на одной ноге.
— Я просто хочу быть уверенным, — сказал Кирк твердо, — что здесь действительно случилось несчастье с доктором ван Джелдером.
— Да, — подтвердил Адамс, — и это был его собственный промах, если хотите знать. Я не люблю злословить в адрес коллег, но Саймон — на самом деле упрямый человек. Он мог сидеть здесь круглый год
