И, что удивительно, телефон не единожды заставлял его хватать трубку, прерывая требовательно- призывные трели звонка. Аппарат в квартире был более предметом интерьера, чем рабочим устройством. Даже когда Вадим жил в Москве в перерывах между командировками, звонки были крайней редкостью и, как правило, чаще служебными, чем личными. А тут не успел объявиться в родном гнездышке – и пошел трезвон, да еще когда ждешь... В последнем Вадим, правда, никак не желал признаваться, однако дело обстояло именно так.
Первый разговор состоялся с Верой, его сестрой-тетей. Она тщательно выругала его за то, что он не сообщил, как добрался из Всеволжска. Мол, дядя Иван и тетя беспокоятся, а он уехал, как в воду канул, хотя обещал дать о себе знать. Все примерно так и обстояло, и ему пришлось извиняться перед Веруськой.
Второй звонок раздался часов около пяти.
Самсон, вот уж с кем давно не виделись, сурово осведомился:
– Ты помнишь насчет субботы?
– Какой субботы? – насторожился Вадим.
– Так и знал, что все уже забыл, склеротик! У Настены день рождения! – возмущенно проревел Самсон. – Ничего не планируй. В одиннадцать часов, как штык, должен быть у меня на даче. Понял?
– Так точно, герр оберштурмбаннфюрер, – энергично крикнул в ответ Вадим. – Яволь! Будет исполнено наилучшим образом!
– Со своими приезжай... – неожиданно уточнил Самсон.
– С какими своими? – встал в ступор Вадим.
– А то сам не знаешь. Хватит придуриваться! Дебила из себя не корчи, – буркнул Толя и бросил трубку.
Бесцеремонный намек Самсона, продолжающий инсинуации Мао, окончательно расстроил Вадима, хотя обижаться надо было, а он упорно не желал в этом признаваться, на самого себя. «Ну, счастливо...» – и только. Не нашлось у него других, более умных и нежных слов при прощании. Вел себя, словно сопливый мальчик-гимназист на первом свидании, ушами по щекам хлопал. Да и Надежда тоже хороша: «Позвоню...» Ну так звони! А ты страдай, юный Вертер!
Вадим отчаянно пошарил глазами по комнате и остановил взгляд на секретере. Решительно открыв его, достал початую пузатую бутылку «Арарата», хрустальный бокальчик и щедро плеснул в него коньяк. Поднес к губам, сделал большой глоток. Пахучая обжигающая жидкость мягко обволокла пищевод, и через секунду он почувствовал тепло, разливающееся по телу. «Кофе! – решительно выдал команду мозг в полном согласии с желудком. – Хочу кофе!»
Вспоминая, есть в его закромах зерна или придется бодяжить растворимый, Вадим направил стопы на кухню. В это время телефон проснулся в очередной раз.
«Кого там еще прорвало?» – скрывая сладкое предчувствие, покривил душой перед самим собой Вадим. Он выдержал паузу и на третьем звонке снял трубку:
– Я слушаю вас.
На том конце молчали.
– Говорите, слушаю вас, – повторил он еще раз, но так и не дождался ответа. Пожав плечами, Вадим вернул трубку на рычаг и отправился назад в кухню. Пакетик с зернами все же нашелся, однако застарелый их запах разочаровал его и в ход пошел растворимый кофе.
На третьей чашке кофе, четвертом бокале «Арарата» и как минимум седьмой «мальборине» под бездумное переключение каналов телевизора не только окончательно упало настроение, но и возникли серьезные проблемы со здоровьем. Как-то сразу чахоточно заложило грудь и появилось сильное желание прокашляться, да так, чтобы взахлеб и до рвоты; нудно заныла сломанная еще в девяносто первом на берегу Нигера ключица, о которой он уже давно забыл, а уж сердечко защемило так, что из-под отяжелевших век едва не вывернулись слезы. А главное, себя стало жалко, как ту Марусю из песни, что отравилась. И тогда он понял, что начинает нарезаться.
«Ленин умер, Сталин умер, и мне что-то неможется...» – с тревогой констатировал Вадим и решительно отодвинул бокал. Он зашел в ванную и подставил голову под струю холодной воды. Минут через семь настроение и здоровье начали потихоньку возвращаться. Вадим сразу повеселел и, напевая всплывшую в памяти песенку о голубом вагоне, которую так любила Ирина, закончил водные процедуры и начал энергично вытирать голову полотенцем. Завершить этот процесс ему помешал звонок – на этот раз уже не телефонный, а тот, что над входной дверью.
«Не иначе, Галина Андреевна с блинами пожаловала», – вздохнул Вадим и направился в прихожую.
Вернувшись в родные пенаты, он доложился соседке-пенсионерке, смотрящей в его отсутствие за квартирой, и, как «нефтяник» не отнекивался, не сопротивлялся, женщина все равно пообещала накормить его с дороги домашними блинчиками с вишневым вареньем.
С мокрым махровым полотенцем, свисающим с макушки на плечи, Вадим решительно открыл дверь и замер соляным столпом. Женщина за дверью была, но звали ее вовсе не Галина Андреевна.
– Привет, бедуин, – насладившись произведенным эффектом, сказала Надежда. – Рот, кстати, уже можно закрыть.
Вадим поспешно сдернул с себя полотенце и потерянно кивнул:
– Привет...
– Ты меня так и будешь на пороге держать? Или, может, мне уйти? Я не вовремя заявилась? – лукаво подняла бровь Надежда.
– Да что ты, проходи! Я вот тут... – Вадим не нашелся, что бы придумать в свое оправдание.
– Вижу, что ты тут, – кивнула Надежда и с подозрением втянула в себя воздух, – и не один, а в компании с коньяком, кофе и сигаретами. Сибарит, однако!
– Ты говорила, что позвонишь, – жалобно посетовал Вадим, принимая от нее довольно вместительную и тяжелую сумочку. «По весу на „узи“ потянет, – прикинул он на руке. – Или для самозащиты с перепугу таскает, или меня глушить будет. Кстати, для последнего повод подходящий – моя тупость!»
– Я звонила.
– Когда? – изумился Вадим. – Я же все время дома был.
– Часа полтора назад.
– Так это был твой звонок? А почему молчала?
– А что говорить? Просто узнала, что ты дома
Она прошла в комнату и внимательно осмотрелась.
– Да-а, – скептически протянула Надежда. – Стандартная берлога шатуна-холостяка.
– А че, вроде и ничего, – возразил Вадим, упихивая ногой за диван брошенное на спинку по приезде бельишко. – Почти что порядок. И в комнате не курю – выхожу на балкон.
– Похвально, что не тушишь окурки о диван, да еще сапоги дегтем не смазываешь. Почти по капитану Мышлаевскому из «Дней Турбиных»: «Чисто, светло, красиво – как в казарме!»
– Ты что, явилась в роли юного санитара, проверить чистоту рук и нет ли пыли под шкафом? Уверен, есть. И под шкафом, и на шкафу. А может, хочешь помочь несчастному бедуину прибраться в квартирке? Валяй: половая тряпка в ванной, ведро на балконе, – обидчиво выпалил Вадим. – Можешь приступать!
Надежда повернулась, внимательно вгляделась в его донельзя расстроенное лицо и улыбнулась.
– Господи, какой же ты еще глупенький, – сказала она и протянула к нему руки. – Я пришла потому, что соскучилась. И еще потому, что люблю тебя и боюсь потерять.
Ладони мягко коснулись плеч ошеломленного Вадима. И эти слова, и это прикосновение, испугав никогда ранее не испытанным ощущением, пробудили в нем что-то удивительное, бессознательное и более чем осознанное, бросившее его к Надежде. Какая, к черту, обида? К чему ненужные слова? Она пришла, и пусть весь мир летит в тартарары, в бездну – куда ему угодно! Ища губами и найдя такие же ищущие полураскрытые губы, он впился в сладкую плоть, утоляя ненасытную вселенскую жажду, умирая и возрождаясь, взмывая ввысь и падая. Вадим жадно пил и никак не мог напиться из благостного источника, припадая к нему снова и снова...
Голова Надежды доверчиво и безмятежно покоилась на груди Вадима. Она лежала, тесно прижавшись и бессильно уронив на него руку и ногу. Сладкая и томительная опустошенность, навалившаяся на Вадима, расслабляла и успокаивала. Никогда до этого он не испытывал ощущений, через которые только что
