деревьями – абрикосы, персики, черешня, яблоки, какие-то отдельно стоящие простые хибары с огородами. Неподалеку синело море, на выдающейся вперед скале высился старый, необыкновенно живописный и красивый, но совершенно бесполезный ныне маяк.
– Что это? – удивленно проговорил Полундра. – Куда это ты меня привез?
– Не узнаешь? – с усмешкой спросил Дорофеев. – Мыс Фиолент. Вон и старый маяк.
Полундра снова вытаращил глаза, потом сообразил.
– Ну да, конечно! – пробормотал он, продолжая удивляться. – Я же этот мыс прежде видел только со стороны моря.
– А вот он со стороны суши, – заметил Лешка. – Смотритель маяка – мой приятель. Поживешь пока у него, здесь место спокойное, менты сюда не сунутся.
– А он не будет против того, что я буду жить здесь? – поинтересовался Полундра.
– Не должен бы, – пожал плечами Дорофеев. – Сейчас схожу, поговорю с ним. Ты пока посиди в машине, подожди меня. Да смотри, не вздумай опять куда сбежать! – добавил он предостерегающе. – Запомни, ты в Крыму человек чужой, порядков здешних не знаешь. Тебя они заставят отмотать срок по полной катушке. Это же просто чудо, как ты до сих пор им не попался! Ладно, сиди, жди.
И Лешка Дорофеев выбрался из машины и быстрым шагом направился в сторону высившегося над синеющей водой маяка.
Глава 21
От высокой, из красного кирпича башни маяка на мысе Фиолент к морю вела неширокая, вымощенная крупной галькой пешеходная дорожка. У самой воды был оборудован небольшой причал, из крупных гранитных камней сложен дебаркадер с вмурованными в него несколькими столбиками, на которые так удобно наматывать швартовы пристающих к берегу катеров.
На крохотном причале возле маяка постоянно колыхался на воде моторный морской катер, принадлежащий, очевидно, смотрителю маяка. Сам этот смотритель исполнял свои обязанности с комфортом, вальяжно развалясь на раскинутом прямо на дебаркадере у самой воды шезлонге и спрятав глаза от солнечных лучей за темными солнцезащитными очками, а голову укрыв панамой. Одет он на этот раз был по-курортному, в шорты, из которых торчали голые волосатые ноги, квадратный подбородок упирался в полосатый флотский тельник, так что шрамов на шее теперь совершенно не было заметно. Для поддержания хорошего настроения смотрителя рядом с ним стоял слабенький походный транзистор, местная ультракоротковолновая радиостанция, как на дискотеке, гоняла одну за другой песни.
Смотритель маяка даже не повернулся на звук шагов спускавшегося с откоса Лешки Дорофеева. И только когда тот остановился возле шезлонга в некоторой растерянности, не зная, дремлет ли на солнце его старый приятель-мореман и не следует ли его разбудить – за солнцезащитными очками не было видно глаз, – смотритель маяка, не поворачивая головы, произнес своим низким звучным голосом одно только слово:
– Ну?
Дорофеев присел на корточки возле шезлонга, сощурился на голубую морскую даль, ответил наконец:
– Что ну, привез я его. Сидит в машине, ждет.
– Почему так долго? Ты же обещал еще утром.
– Утром у меня работа! – сердито отозвался Дорофеев. – Мой турок – это же не твой на хрен никому не нужный маяк. Я ж не могу его послать к японой матери и укатить куда мне надо.
Самодовольная ухмылка тронула полные, но бесцветные губы смотрителя маяка, на щеках отчетливо обозначились ямочки. Однако он продолжал молчать и не шевелился, развалясь под палящими лучами солнца.
– Еле нашел его, – продолжал объяснять Дорофеев. – А когда приехал, смотрю, там махалово в самом разгаре... Короче, он связался с той бабой.
– Детали меня не интересуют, – бесцеремонно оборвал его смотритель маяка. – Твой североморец здесь, остальное не важно.
– Как скажешь, командир, – отозвался Лешка. Однако было заметно, что нежелание «командира» выслушать подробный рассказ о его действиях обидело Дорофеева.
– Поселишь его на маяке, – приказным тоном продолжал смотритель. – Там есть закрытая комната, я тебе показывал. Только предупреди, чтобы сидел там тихо, как мышка. Наружу чтоб не выходил, попугай его ментами на этот случай.
– Уже попугал, командир. Североморец как шелковый.
– Хорошо. Еду будешь носить ему сам, какую попросит. Но предупредишь, чтобы из комнаты никуда. Чтобы и не думал мне в компанию набиваться. Чтобы мне даже на глаза не показывался. Понял?
– Боишься, узнает он тебя? – ухмыльнулся Дорофеев.
– Ничего я не боюсь! – огрызнулся смотритель маяка. – Но чем черт не шутит. Как говорится, береженого бог бережет.
– Ладно, скажу ему, – пожал плечами Лешка. – Хотя рано или поздно ты с ним все равно нос к носу столкнешься.
– Тогда будет уже не так важно, – спокойно возразил развалившийся в шезлонге собеседник. – Но раньше времени это может все нам испортить. Врубись же, наконец! – Внезапно он в волнении даже подскочил на своем шезлонге, отчего тот отчаянно заскрипел. – Для нас этот североморец – последний шанс! Упустим его, не сможем реализовать – и все, нам крышка!
– Это точно, – согласился Дорофеев.
Смотритель маяка снова обрел свое прежнее спокойствие, вальяжно расположился в шезлонге, упер свой квадратный подбородок в грудь. Помолчал.
– Говоришь, у него рекорд Северного флота по погружениям? – вдруг спросил он. – Это правда?
– Правда, – ответил Дорофеев. – Я просил одного моего старого друга в штабе флота пробить по архивам. Действительно, рекорд флота. Там, если верить документам, вообще квалификация какая-то просто фантастическая, по боевым данным, физической подготовке, моральному облику... Награжден орденом Мужества, между прочим!
– Все это нам очень даже кстати, – отозвался смотритель маяка. – Времени осталось всего ничего. А поднять нужно до первого сентября, иначе будет поздно.
В этот момент очередная песня в транзисторе оборвалась буквально на полуслове, послышались какие- то нелепые позывные, и голос диджея, развязный и делано веселый, как всегда бывает на подобного рода радиостанциях, стал сообщать последние местные новости: «За прошедшие сутки в городе совершено четыре убийства, одно из них по горячим следам раскрыто, пять разбойных нападений, одно самоубийство. Из моря выловлено два утопленника, а в милиции зафиксировано семь попыток изнасилования. Ничего не поделаешь! – бодро и развязно комментировал диджей. – Время теперь самое курортное, бархатный сезон в разгаре, и в гражданах отдыхающих кровь кипит». Двое моряков слушали новости не особенно внимательно, но обсуждение своих дел как бы на время оставили.
«И самая последняя, самая сногсшибательная новость в нашем городе! – весело, как заведенный продолжал диджей. – Совсем скоро к нашим берегам прибывает отряд кораблей Шестого флота США, флота, который, как известно, дислоцируется в Средиземном море и следит там за безопасностью и порядком, охраняет мирные суда от террористов и всякой нечисти. И вот два корабля этого флота, ракетный фрегат и эсминец, прибывают с дружеским визитом к нашим берегам для того, чтобы демонстрировать боевую мощь Соединенных Штатов и нерушимую дружбу великой супердержавы со свободной и демократической Украиной. Ракетный фрегат и эсминец пробудут у нас с визитом до первого сентября, после чего снимутся с якоря и продолжат свое плавание вдоль Крымского побережья».
– Так ты говоришь, первого сентября последний срок? – Дорофеев спросил таким тоном, будто вовсе и не слышал того, что говорилось по радио.
– Да, первого числа. Дальше что? – Смотритель маяка снял темные очки и посмотрел на своего собеседника в упор.
– Да нет, ничего. – Тот преспокойно, щурясь на ослепительное солнце, любовался морским пейзажем, будто и не замечая устремленного на себя подозрительного взгляда. – Просто вон по радио тоже сказали про первое сентября. Вот я и подумал, что за странное совпадение.
