Ковалю один раз уже приходилось воевать со своими. Но это был особый случай. Именно ему, а не милицейским подразделениям приказали вступить в открытую схватку с тремя дезертирами, которые сбежали из части с оружием в руках.
Теперь же речь шла об очевидной ошибке с непредсказуемыми последствиями. Коваль не мог даже приблизительно предсказать, какой груз ответственности берет на себя в данный момент. Однако медлить было больше нельзя. Уже убиты двое спецназовцев. Остановить этих идиотов сейчас можно только с помощью боевого оружия!
Бойцы поняли невысказанное пожелание своего командира. Пунктиры пуль из четырех ручных пулеметов, словно очерчивая контуры вертолета, не принесли ему никакого ущерба. Но через минуту стало очевидно, что предупредительные выстрелы не оказали никакого воздействия на обезумевших местных вояк.
Пилот «Ми-6» умел виртуозно управлять винтокрылой машиной. Вертолет то уходил ввысь, то резко спускался вниз, делал крутые виражи, не прекращая поливать ложбину лавой пулеметных очередей.
Коваль не приказывал спецам рассредоточиться и выбираться из проклятой ложбины, превратившейся в смертельную ловушку. Они сами синхронно сделали правильный вывод. И стали уходить в разные стороны, не прекращая вести ответный огонь. Двум бойцам, Богдану и Кречету, удалось скрыться под защитой густых зарослей терновника. А Коваль и Тарас остались на прежних позициях.
Постоянно перемещаясь, они ухитрялись спасаться от частого дождя крупнокалиберных пуль. В какой-то момент Коваль понял, что выбора у него больше нет. И прицелился в контур «Ми-6», перемещая ствол своего РПК «СН-74», чтобы не промахнуться и попасть в лопасти винтов. Через несколько секунд ему это удалось.
Раненый вертолет, как подбитая охотником хищная птица, закрутился на одном месте. Круговые движения все убыстрялись. «Ми-6» терял высоту.
Пилот, очевидный профессионал своего дела, наверное, смог бы посадить машину. Но было уже поздно. Пуля, выпущенная Богданом, угодила в баки с авиационным горючим.
Коваль едва успел отбежать на десять метров в сторону и броситься в самый углубленный край ложбины, когда ночную темноту разорвала ослепительная вспышка...
В течение тех кратких мгновений, когда было нельзя внятно фиксировать любые сигналы, поступающие извне, Коваль, выполняя давно заведенное правило, которому он следовал всегда во время силовых рейдов, пытался осознать, к каким последствиям приведет эта чудовищная ночная перестрелка. От этого, как правило, зависят конкретные действия командира специальной антидиверсионной группы.
Но на сей раз Коваль мог констатировать только одно. Такого невероятного, ни с чем не сопоставимого провала в его армейской практике еще не случалось...
Его вынудили принять бой. В заведомо проигрышной ситуации. Без всяких шансов на успех. Результат очевиден – боевая машина «противника» уничтожена. Вместе с ней погибли те, кто собирался по своей глупости раздавить с воздуха элитных спецов, прошедших огонь, воду и медные трубы. Два бойца, получив не совместимые с жизнью ранения, также навсегда покинули не только состав группы, но вообще нашу грешную Землю...
Коваль поднялся и присел на траву у густой завесы кустов. Глядя на горящие остатки винтокрылой машины, на мгновение сжал голову руками.
Всего три часа назад он спокойно лежал в дежурке на диване, размышлял о высших материях и вот совершенно неожиданно оказался в абсурдной ситуации, не совместимой ни с каким прежним армейским опытом.
– Что делать, Бор? – осторожно спросил подошедший Богдан, понимая, что своим выстрелом, видимо, угробил не только «Ми-6», но и карьеру командира.
Коваль посмотрел на него сбоку.
– Снимать штаны и бегать. Ты хоть понимаешь, чего натворил?
– А ты уверен, что тут были наши?
Богдан сам еще не мог поверить в то, что здесь случилось.
– Доставай спутниковый терминал и передавай Луценко...
Коваль прервался, посмотрел на горящие фрагменты вертолета. И криво усмехнулся:
– Передавай открытым текстом: «Я на краю Полигона. Был вынужден вступить в бой. Сбит вертолет „Ми-6“ с опознавательными знаками украинских Вооруженных сил. Потери – два человека».
21
И Митин, и Томсон одновременно осознали одно – произошло событие, которое полностью и абсолютно изменяло все их дальнейшие планы. Они подсознательно смогли определить главное – на окраине Полигона только что реализовался совершенно невероятный сценарий, который сводил к нулю результаты их недавнего жестокого противостояния.
Митин вышел из укрытия. Он не хотел пользоваться рацией. Сейчас требовалось во что бы то ни стало показать американцам – русский спецназ морально не сломлен, хотя признает свое поражение. Нужна договоренность на высшем уровне...
Томсон это сразу же определил. И двинулся навстречу.
– Ты понимаешь, что там происходит?
Они стояли в нескольких метрах друг от друга между двумя темными провалами бункеров Г-8 и Д-10. Рич и Запад, словно соревнуясь в синхронности, нацелили на место встречи двух командиров противоборствующих групп стволы своих автоматов.
– Не больше тебя.
Митин вгляделся в лицо противника, пытаясь определить его психический тип; сейчас это очень важно. Быстрые движения кисти или итальянского карандаша, щелчок кнопки фотоаппарата, мгновенный портрет с натуры.
Без сомнения, русский по происхождению, хотя, конечно, американец по рождению. Ровесник, около сорока лет. Волевой, опытный боец. Настоящий профи. Но дело в другом...
– Что ты предлагаешь?
– Мы в тупике. Поневоле придется быть союзниками.
Митин мог поклясться: стоящий перед ним спец только что словно сбросил с себя внешнюю оболочку, снял защитную кольчугу, на которой крупными буквами было написано опознавательное слово «ВРАГ».
– Не время болтать. Хотя один вопрос стоит обсудить.
Самое главное – характер этого америкоса. Видимо, он внутренне готов к компромиссам. С таким человеком можно и нужно договариваться.
На мгновение Митин ощутил всю абсурдность этой сцены. Для чего они вступили в ожесточенное противостояние, устроили локальный военный конфликт на территории чужого государства, которое, кажется, уже успело прислать сюда своих представителей? Ради каких-то генераторов, неведомо для чего тайно скрытых много лет назад на руинах погибшей империи. В ту ли сторону направлено боевое оружие?
Почему-то слепящим разрывом гранаты осветилось в сознании одно давнее воспоминание...
Война приобрела затяжной характер. Поэтому размазанные на мокром снегу грязные следы недавних боев постоянно дополняются новыми яркими деталями. Вон там, у пересечения двух улиц с искореженным асфальтовым покрытием, завалился в воронку, оставленную авиационной бомбой, армейский грузовик. Ветер играет клочьями разорванного брезента, стекла кабины вдребезги разбиты, на смятой в гармошку дверце висит промасленный бушлат, в кузове свалены пустые продолговатые зеленые ящики из-под «Градов», которые вскоре станут дровами в солдатских кострах.
