какая-то механическая игрушка, имитирующая человеческое соитие. Любопытно.
Мима пошел дальше. Снова подул ветерок, ероша ему волосы. Свет луны сделался ярче. Деревья стали выше и красивее, а запах свежести еще усилился. Теперь под ногами слегка пружинил дерн.
Мима оглянулся, однако замка не увидел; казалось, что он очутился в лесу. Это не беспокоило, напротив, он радовался величине и естественности сада. Неудивительно, что Восторг была так очарована!
Он приблизился к еще одной скульптуре. Это изваяние было больше, реалистичнее и откровеннее первого. Фигуры вполне можно было принять за настоящих людей. Да и их поза была весьма интересной.
Мужчина повернул голову и увидел Миму.
— А, вот и хозяин Цитадели, — проговорил он.
Ошеломленный Мима сделал шаг назад. Надо же, оно разговаривает!
Женщина высвободилась из объятий и села на пьедестал, спустив вниз длинные голые ноги. У нее были на удивление пышные бедра и полная грудь, но в остальном она была тонкой и гибкой.
— Ну иди ко мне, — пригласила она Миму, раскрывая объятия.
Наложница?
— Кто вы такие? — спросил Мима и замолчал, с удивлением сообразив, что не заикается.
— Я — Сатана, воплощение Зла, — ответил мужчина. — А это одна из моих бесчисленных жен, каждая из которых более сладострастна и покорна, чем предыдущая.
— Сатана? — переспросил Мима, снова удивившись отсутствию заикания. — Здесь, в моей Цитадели?
— Это не совсем твоя Цитадель, Марс, — сказал Сатана. — Гуляя, ты из своего сада забрел в мои угодья, где реальность гораздо интереснее. Однако пусть тебя это не беспокоит; тебе здесь рады. Я все равно собирался побеседовать с тобой.
— Не ты ли — западное олицетворение Зла? — спросил Мима. — Меня предупреждали остерегаться тебя.
— Так оно и есть, и, конечно же, тебя предостерегали, — с радостью согласился Сатана. — Меня иногда называют Нефариус note 10 — и совершенно справедливо.
К такого рода речам Мима был не совсем готов. Он скорее ожидал встретить существо с копытами, хвостом и рогами, изрыгающее пламя. Незнакомец же был совершенно не таков: выглядел нормальным человеком, что подтверждалось и его занятиями с женщиной.
— Почему ты хотел встретиться со мной? — спросил Мима, снова радуясь тому, что не заикается.
— Разве не так поступают добрые соседи? — удивился Сатана. — Внезапно вступить в должность инкарнации — дело нелегкое, что обязывает всех остальных всячески помогать тебе освоиться на новом поприще.
Мима пожал плечами:
— Я весьма ценю это желание. Однако имею основания полагать, что всем остальным ты доставляешь главным образом неприятности. Ты — воплощение Зла и должен бы стараться все как можно больше осложнить для меня.
Сатана обезоруживающе усмехнулся, а женщина улыбнулась.
— Это подтверждает важность личного общения. Как видишь, не такой уж я черствый, каким меня некоторые изображают. Ладно, давай потолкуем.
Он спрыгнул с пьедестала, нимало не смущаясь своей наготой, и женщина последовала за ним. Она была крепко сложена, и когда коснулась земли, ее грудь величественно колыхнулась. Какая замечательная из нее вышла бы наложница!
Пока они шли, небосвод посветлел, но не от восхода, а от какого-то свечения, исходящего отовсюду. Сияли деревья, земля и даже они сами, словно озаренные изнутри. Все окружающее виделось со сверхъестественной ясностью, поскольку тени отсутствовали. Сад был невыразимо прекрасен — настоящий Эдем.
Женщина взяла Миму за руку. Он с удивлением посмотрел на нее.
Женщину тоже было превосходно видно, что делало ее телесные формы произведением совершенной красоты. Она улыбнулась Миме.
— Тебе нравится Лилит? (*8) — спросил Сатана. — Она была моделью для всей скульптуры и с удовольствием попозирует тебе, причем так, как ты пожелаешь. У нее опыта побольше, чем у любой смертной женщины.
Значит, она принадлежит к миру духов; он мог бы и догадаться.
— Благодарю тебя. У меня уже есть женщина.
— Однако нет подходящей наложницы здесь, в Чистилище, — сказал Сатана.
— Столь статному мужчине одной женщины маловато.
— Верно, — ответил Мима, — но принц никогда не возьмет бывшей у кого-то женщины.
— Ладно, уже готово, — проговорил Сатана. Он щелкнул пальцами, и Лилит исчезла. Сатана щелкнул еще раз, и возникла другая женщина. Эта обладала столь же соблазнительной красотой, но в ее внешности было больше невинности. — Вот Лила note 11; к ней не прикасался ни один мужчина.
Лила улыбнулась Миме. Она была ничуть не хуже, чем наложницы, которых присылал Раджа.
Все же Мима сомневался:
— Не знаю, как отнесется Восторг к наложнице-духу.
— Что ж, спроси у нее, — посоветовал Сатана. — Лилу ты сможешь получить в любой момент.
Он небрежно махнул рукой, и девушка исчезла.
— Как тебе понравился первый рабочий день?
— Ничего, — настороженно ответил Мима.
— Насколько я знаю, тебе выпало руководить сражением в своих собственных владениях?
— Я старался остановить его! — воскликнул Мима.
— Остановить? Это еще зачем?
— Потому что оно было бессмысленным. Люди зря погибали в том бою. Уже заключили мир.
Сатана улыбнулся:
— Теперь я понимаю, как здесь могут возникнуть осложнения. И все-таки, независимо от обстоятельств, хорошая битва есть хорошая битва. Почему бы тебе просто не получать удовольствие от самого зрелища?
— Получать удовольствие! — вскричал Мима. — Но это отвратительно!
— Отчего же, принц? Война — благородное занятие. В битве — упоение и слава.
— Такие слова я ожидал бы услышать от Шивы, — пробормотал Мима. — В войне коренится бесконечное зло. Кровопролитие, Голод и Мор следуют за мной, когда я появляюсь.
— Шива (*9) — ваш бог разрушения, — сказал Сатана. — Мне это нравится. Однако прикинь, что стало бы с миром, если бы не было войны. Мы знаем, что смертные несовершенны; они всегда недовольны своей участью и поэтому норовят улучшить собственный жребий за счет своих соседей. Люди используют друг друга, крадут друг у друга, порабощают один другого и никогда от этого не откажутся. Целые общества покорялись другими обществами либо своими властолюбивыми вождями. Страдания повсеместны. Уж я-то в этом разбираюсь, поскольку ко мне приходят души, выродившиеся под влиянием всех этих обстоятельств и наконец проклятые. Человеческие существа несправедливы друг к другу; каждый хочет иметь больше, чем ему причитается по праву, и обязательно возьмет это силой, если она у него есть.
А существует ли способ вернуть человечеству справедливость? Разум? Человек — не разумное животное, как бы он там себя ни называл. Им по-прежнему правят эгоистические побуждения. К разуму он обращается, лишь когда это ему выгодно — для собственного возвеличивания. Когда разум подсказывает человеку, что он не прав, то он отметает все доводы. Нет, принц, в конце концов остается только одно средство — восстановить справедливость с помощью силы. Это и называется войной.
— Но война не восстанавливает справедливости! — возразил Мима, растерявшийся от таких рассуждений. — Ведь известно, сколько она порождает беззаконий!
— Только когда ею злоупотребляют, — мягко проговорил Сатана. — Вот для того и существует
