инкарнация Войны — следить, чтобы войной пользовались правильно.
Мима вспомнил свою дневную работу.
— Сегодня у меня это не очень хорошо получилось.
— Ничего, наберешься опыта, и все будет в порядке. У всех нас так было. Никто тебя за это винить не станет.
— Я бы предпочел совершенно уничтожить войны, чтобы не руководить никакими сражениями.
— Тогда ты станешь пренебрегать своими обязанностями. В ограниченных масштабах война необходима. Это то же самое, что выжигать поле под паром, чтобы очистить его от сорной травы, кустарников и удобрить золой. Тогда оно даст жизнь новым всходам. Сам процесс выжигания может показаться жестоким, но в сущности он полезен. Не стоит заблуждаться относительно жестокости войн. Это всего лишь средство для достижения определенной цели.
— Не всякое средство оправданно, а война…
— Как скальпель хирурга, который пресекает роет раковой опухоли. Да, при этом необходимо затронуть и здоровую плоть, что следует считать небольшой жертвой для достижения значительных результатов.
— Но война, — возразил Мима, — не хирургия, а резня! Я наблюдал сегодня эту кровавую бойню, когда…
— Вред может причинить любой бесконтрольный процесс. Вот превосходный пример: огонь. Он может быть и величайшим врагом человека, и его лучшим другом. Просто надо научиться им пользоваться. И то, что в дурном виде мы называем резней, в хорошей форме есть ампутация. Винить следует не инструмент, а неправильное его использование, как я уже говорил.
В этих словах крылась некая коварная логика, которой Мима не доверял.
— Все же я предпочел бы полностью избавиться от войны.
— Ты не сумеешь, — сказал Сатана. — Да и не захочешь, когда действительно постигнешь ее.
— Тогда объясни, что я могу и должен делать, — кисло проговорил Мима.
— Разумеется. Как я сказал, воплощения должны помогать друг другу. Ты не можешь полностью уничтожить войну, поскольку она не является причиной. Это лишь симптом, видимое проявление более фундаментальной болезни. И, только обратясь к основной проблеме, ты вправе надеяться избавиться от войны. Собственно, в твоих силах лишь раздуть ее до огромных размеров, либо притушить, введя в определенные рамки по своему усмотрению.
Мима вспомнил о невероятных трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь прекратить битву между Гуджаратом и Махараштрой; видимо, существовала какая-то необходимость в столкновении, которая превозмогала здравый смысл.
— И что же это за скрытая причина, которую я не хотел бы уничтожить, даже если б смог?
— Сама природа человека, — ответил Сатана. — Люди — создания не совершенные; будь они таковыми, не нужны стали бы Рай и Ад. Человек есть сплав добра и зла, и все его бытие в качестве смертного существа направлено на то, чтобы определить количество этих содержащихся в нем элементов, дабы затем его классифицировать и направить в соответствующее место Того Света. Естественно, земная жизнь полна невзгод и тревог: добро и зло кидают человека из стороны в сторону. Когда люди объединяются в более крупные сообщества, называемые нациями или королевствами, то эти большие группы приобретают свойства личностей, из которых состоят. Существует некая материя социальной напряженности, структура сложнейших и неуловимых взаимовлияний. Все это неизбежно накапливается и разрастается, пока не выливается в откровенную войну — наиболее острую форму соперничества. Ее нельзя устранить, не подавив наиболее действенного способа самовыражения общества. Если бы все подобные взаимодействия и впрямь поддавались устранению, то человека нельзя было бы надлежащим образом определить и не было бы смысла в смерти. Следовательно, тебе, как воплощению Войны, не положено предотвращать войну; напротив, ты должен оформлять и направлять этот видимый аспект общественного стресса и использовать его, чтобы уменьшить социальное неравенство и способствовать скорейшему возникновению более эффективного руководства. Тебе надлежит превратить войну в истинно полезный инструмент для исправления несправедливости, которым она может и должна стать.
Мима не верил Сатане, однако его рассуждения были неотразимы.
— Я обдумаю это, — нехотя произнес он.
— Конечно, Марс. Это твоя служба. Мне приятно, если я помог тебе что-то прояснить.
— Безусловно. — Легкость, с какой он говорил, побудила Миму задать еще вопрос: — А почему я сейчас не заикаюсь?
— Ты находишься в моих владениях, — объяснил Сатана. — Это место не подвластно законам природы, здесь действуют мои законы. Не вижу нужды, чтобы человек твоего положения страдал дефектом речи; потому его и нет.
— Но я всю жизнь заикался, и в Чистилище тоже!
— В этом и состоит разница между жизнью, Чистилищем и моей вотчиной, — сказал Сатана. — Я многое мог бы предложить тебе, — не только подходящих наложниц.
— Предложить мне… в обмен на что?
— Всего лишь на дружеские отношения, — развязно заявил Сатана. — Завтра приводи сюда Восторг, ей я тоже покажу, что у меня есть. Она будет в восхищении.
— Ей не нужны никакие демоны для амурных похождений!
Сатана расхохотался:
— Разумеется, нет, Марс! Чего ей недостает, так это питательной еды, чтобы не спускаться каждый день на Землю, лишая тебя своего общества.
— У тебя есть пища для смертных? — спросил Мима, вдруг заинтересовавшись. — Здесь?
Вместо ответа Сатана повел рукой. Возник стол, ломившийся от великолепных яств.
— Но еда в Чистилище по виду и вкусу неотличима от настоящей, — заметил Мима. — Как же определить, материальна ли она у тебя?
— Отведав ее, — сказал Сатана. — И довольно скоро все станет ясно.
Мима кивнул. Сатане скорее всего незачем было лгать. Его предложения звучали заманчиво. Красивое место, избавление от заикания и возможность для Восторг оставаться с ним. Если это действительно делалось ради добрососедства, то Мима не возражал.
Он повернулся и пошел назад к замку. Кустарник по бокам тропинки снова принял нормальный вид, а статуи стали каменными; это было похоже на возвращение из волшебного мира в естественный.
Войдя в замок, Мима проделал опыт.
— П-п-п-привет, — сказал он самому себе. Да, заикание вернулось.
Утром Мима дотронулся до Меча, пожелав перенестись в жилище Луны, где остановилась Восторг. Лишь мгновение назад он был в замке, и вот уже стоял у входа в дом. Было несколько непривычно передвигаться с такой легкостью на огромные расстояния, но Миме это нравилось. Он постучал в дверь.
Открыла сама Восторг, ожидавшая его прихода, и бросилась к Миме в объятия.
— Ах, как здесь чудесно! — воскликнула девушка. — Я так по тебе соскучилась!
Луна стояла рядом. Мима через плечо Восторг встретился с ней взглядом, и она понимающе кивнула.
— Таковы женщины, — сказала она. — Одновременно испытывают и удовольствие, и боль.
— Я скоро верну ее, — пропел Мима.
Он прикоснулся к Мечу, и они с Восторг тут же очутились в Цитадели.
Принцесса высвободилась из объятий и направилась в спальню, но Мима задержал ее.
— Вопреки общепринятому мнению, — пропел он, — мужчина иногда думает и еще кое о чем, кроме этого. Я хочу тебе что-то показать.
Заинтригованная, Восторг последовала за возлюбленным в сад. Они прошли по тропинке до угодий Сатаны.
— Вчера здесь этого не было, — сказала Восторг. — Тут стояла стена, дальний конец…
— Правильно, — согласился Мима, — это нечто особенное.
— Должно быть, так. Растения… — Она помолчала. — Ты что-то сказал?
— Ничего.
