собственная плоть ужасно обеднела из-за смерти моих звезд; и века проносились мимо со смертоносной скоростью. Вскоре должны будут распасться ткани моего космического мозга. И тогда я неизбежно выйду из нынешнего, пусть и несовершенного, но драгоценного состояния ясности мышления, и, спускаясь через все стадии «второго детства» разума, опущусь на уровень космической смерти.
Как это ни странно, но я, познавший все пространство и время, сосчитавший звезды, как овец в стаде, и не пропустивший ни одной, я – самое пробужденное из всех существ, я – то величие, во имя установления которого мириады существ всех времен отдали свои жизни, и которому поклонялись мириады других существ, – я, потрясенный, теперь был вынужден оглядываться по сторонам с тем неодолимым благоговейным трепетом и безмолвным поклонением, которые ощущает путешественник-землянин звездной ночью посреди пустыни.
XIII.
1. Назад к туманностям
В то время как пробудившиеся галактики страстно хотели полностью использовать последнюю фазу их ясного сознания, когда того же хотел и я – несовершенный космический разум, со мной произошло еще одно странное событие. Во время телепатических исследований я стал натыкаться на существо или существа, поначалу показавшиеся мне совершенно непостижимыми.
Сначала я решил, что по неосторожности вошел в контакт с существами субчеловеческого уровня, населяющими какую-то естественную планету на примитивной стадии развития, типа амебоподобных микроорганизмов, плавающих в первичном океане. Я улавливал только грубые плотские желания, вроде жажды накопления физической энергии, жажды движения и контакта, света и тепла.
Я раздраженно попытался не замечать эту бесполезную банальность. Но она попадалась мне все чаще, становясь все более навязчивой и четкой. Постепенно эти создания стали проявлять такую физическую активность, такое здоровье и такую уверенность в себе, какие не проявляло ни одно духовное существо с тех самых пор, как появились первые звезды.
Нет нужды в подробностях описывать все те стадии, через которые я, наконец, пришел к пониманию этого ощущения. Постепенно я обнаружил, что установил контакт не с микроорганизмами, и даже не с разумными мирами, звездами или галактиками, а с разумными существами, населявшими великую туманность еще до того, как она распалась на клочки, образовавшие различные галактики.
Теперь я был способен проследить их историю с того момента, как они впервые осознали себя, как затем существовали в форме легких облачков газа, разлетевшихся в стороны в результате взрыва, бывшего актом Творения, – и до той поры, когда, создав из своей субстанции мириады звезд, они одряхлели и умерли.
В самой ранней фазе своего существования, когда в физическом смысле они были просто разреженными облаками, их мышление было всего лишь смутным желанием действия и сонным восприятием бесконечно медленного уплотнения их чрезвычайно тонкой субстанции.
Я наблюдал, как они сжимаются в плотные шары с почти четкими контурами, затем в диски с выпуклостью в середине, украшенные яркими потоками и темными расщелинами. Когда облака сгустились, каждое из них обрело более цельную и органичную структуру. В результате еще небольшого уплотнения их атомы стали оказывать друг на друга заметное воздействие. Хотя, если принять во внимание их размеры, они находились так же далеко друг от друга, как звезды в космосе. Каждая туманность была теперь отдельным озером слабого излучения, самостоятельной системой всепроникающих волн, распространяющихся от атома к атому.
А потом разум самых больших из этих мегатерий, амебоподобных титанов стал выходить на уровень смутного единства ощущений. По человеческим меркам и даже по меркам разумных планет и звезд, ощущения туманностей были невероятно замедленными. Ибо из-за огромных размеров туманности и медленного прохождения волн, с которыми физически было связано ее сознание, – тысячелетие казалось ей неуловимым мгновением. Периоды, которые люди называют геологическими и которые вмещают в себя взлеты и падения многих видов существ, для туманностей были аналогом того, чем для людей являются несколько часов.
Каждая большая туманность воспринимала свое лентоидное тело как некий объем, заполненный звенящими потоками. Она жаждала реализации своего органичного потенциала, жаждала высвобождения физической энергии, медленно накапливавшейся внутри нее. И в то же время жаждала свободного выражения всех своих способностей к движению, а также кое-чего большего.
Хотя эти первичные существа, как в физическом, так и в умственном смысле были странно похожи на населявшие планеты первобытные микроорганизмы, они все же весьма существенно отличались от последних. Они проявляли нечто, чего даже я, рудиментарный космический разум, не замечал у микроорганизмов – подобие воли или пристрастия, если, конечно, такая метафора здесь вообще употребима.
Хотя эти существа даже в пору своего расцвета в физическом и в интеллектуальном смысле были весьма примитивными, они обладали определенным даром, который я вынужден назвать довольно простым, но крайне резким религиозным сознанием. Ибо этими существами правили две страсти, и обе, по сути, были религиозными. Туманности стремились, или, вернее, испытывали слепую страсть к единению друг с другом и слепое желание вернуться к источнику, из которого вышли.
Вселенная, в которой они жили, была очень простой и нищей. И для них она была очень маленькой. Для каждой туманности весь космос состоял из двух частей: ее собственного почти бесформенного тела и тел других туманностей. В этот начальный период истории космоса туманности располагались очень близко друг к другу, поскольку в то время объем космоса был мал относительно своих частей, будь то туманности или электроны. В те времена туманности, которые человеку нашего времени кажутся парящими в небе птицами, толпились, если использовать ту же метафору, в очень тесном птичнике. Поэтому каждая туманность оказывала значительное воздействие на своих собратьев. И поскольку каждая туманность становилась более организованной, более связанной в физическом смысле, она все более четко отличала движение своих собственных волн от тех отклонений, которые возникали в результате воздействия ее соседей. И в силу способности, присущей ей с того момента, как она оторвалась от общего прародительского облака, она истолковывала это воздействие как признак существования других разумных туманностей.
Таким образом, в ту начальную пору туманности смутно, но остро ощущали друг друга как отдельные существа. Они осознавали существование друг друга; но их общение было незначительным и очень медленным. Как сидящие в разных камерах заключенные, которые уведомляют друг друга о своем существовании, перестукиваясь по стенам, и даже могут со временем создать примитивную систему сигналов, – так и туманности сообщали собратьям о своем присутствии, оказывая на них гравитационное воздействие и озаряя себя длинными вспышками света. Даже в начальный период существования туманностей, когда они располагались поблизости друг от друга, – многие тысячи лет уходили на то, чтобы составить послание, и многие миллионы – на его путь к адресату. В пору расцвета туманностей весь космос переливался от их бесед.
