Друзья еще долго переговаривались между собой, распределяя роли на завтрашний день.
Утром все пошло, как обычно. Спустившись в пещеру, они приступили к работе. Надев на руки прорезиненные перчатки от комплекта химической защиты, Вовка Курасов зачищал от взбугрившейся эмали фрагмент топливного бака. Куски эмали он бросал под ноги. Рядом распутывал шланг насвистывающий что- то под нос Петренко. Подошедший к нему Рашид отвесил пленнику увесистую затрещину.
– Весело? – прошипел кривоногий.
На всякий случай через плечо узбека был переброшен ремень подсумка с противогазом. Такие средства защиты были и у остальных охранников, контролирующих ход работ. Двое из них опекали Плескачева, готовившегося принять с поверхности баллон для газового резака. В руках Жора держал конец стропы, которым регулировал спуск. Внезапно он выпустил его из рук. Потерявший противовес баллон полетел вниз. Сначала раздался грохот бьющегося от стены штольни баллона, а вслед за ним донеслись крики людей, остававшихся на поверхности.
Используя замешательство, Плескачев упал, перекатился через спину и оказался возле металлического поддона, на котором покоилось сигарообразное тело ракеты. Запустив руку поглубже, он выхватил обломок кронштейна с острым, как штык, навершием. Этот обломок он нашел накануне и предусмотрительно спрятал в укромное место. Теперь Плескачев был вооружен. Подавая условленный сигнал, он ударил металлом о металл. Резкий звук тысячекратным эхом отразился под сводами пещеры.
– Получи. – Курасов, подобравший с земли куски эмали с острыми, как бритва, краями, швырнул их в глаза остолбеневшего Рашида.
Узбек завизжал, пытаясь вытащить из кобуры пистолет. Левой ладонью он ожесточенно тер глаза, загоняя острые осколки еще глубже. В это же время один из боевиков, напоровшись на подставленный Плескачевым обломок, опустился на колени, сгребая руками выползающие из распоротой брюшины внутренности. Стараясь не упустить момента, Жора сорвал с его шеи автомат. Заполучив «АКСУ», он снял предохранитель, передернул затвор и, охнув, согнулся от боли в правом боку.
Напарник боевика оказался проворнее. Кряжистый чечен с фонариком, укрепленным на голове, как у шахтера или профессионального диггера, выстрелил первым. Упав, Плескачев оттолкнулся от земли, перекатился через бок и, упершись локтями, принял положение для стрельбы лежа. Фонарик на башке чечена был отличным ориентиром. Прицелившись в эту светящуюся точку, сержант выпустил короткую очередь. Пули разнесли череп боевика. Он треснул, как глиняный горшок, разлетаясь во все стороны вместе с серыми капельками мозга.
Превозмогая боль, Плескачев поднялся и бросился к друзьям. У Петренко все прошло не так гладко. Раненый, он барахтался в пыли, пытаясь подмять под себя охранника. Обеими руками Леха держался за автоматный ствол, пытаясь вырвать оружие. Курасов же мутузил ослепшего Рашида. Схватив узбека за голову, он бил его о бок топливного бака. Тот мычал, размахивал руками и, по-волчьи лязгая зубами, пытался вцепиться в глотку солдата. Плескачев заметил нож, висевший на боку узбека. Подойдя, он вырвал клинок из ножен, одним движением отшвырнул Курасова в сторону.
– Угомонись, – процедил Плескачев.
Резко выбросив руку вперед, он всадил нож в глотку Рашида. Тот захрипел, а из его искривленного предсмертной судорогой рта фонтаном ударила кровь. Конвульсивно ударяясь головой о бок топливного бака, узбек сполз вниз. А пещеру озарил сполох одиночного выстрела. Это Плескачев, подойдя к боровшимся в пыли людям, помог Лехе справиться с охранником.
Зажимая ладонью рану, тяжело дыша, десантник оглянулся вокруг. Подняв валявшийся на земле фонарь, он осветил лица друзей.
– Теперь, братухи, это наша территория. Будем держаться до конца, – с отчаянной решимостью произнес Плескачев.
За час до бунта, происшедшего в подземелье, километрах в трех к юго-востоку от долины Волчья пасть приземлился вертолет «Ми-8». Еще не успела задняя аппарель коснуться земли, как из «вертушки», точно черти из табакерки, вылетели спецназовцы майора Бойцова. Полная информация, полученная от продажного мента, заставляла торопиться.
Ответственность за операцию взял на себя полковник Бородавник. Он не стал тратить время на долгое согласование, утрясание деталей и прочую волокиту. Эти времена давно миновали. С тех пор как на самом верху было принято решение о тактике индивидуального антитеррора, все вопросы решались проще. Однако, учитывая масштабы и, главное, особенности возможного террористического акта, следовало блокировать долину тройным кордоном войск, подтянуть в район батальон химической защиты, машины МЧС со специальными распылителями, заряженными нейтрализующим реагентом. Все это требовало времени.
В состав группы спецназовцев капитана Верещагина включили по его же просьбе. Прибывший в Моздок Бородавник молча выслушал рапорт майора Бойцова, матерно выругался, поминая лихим словом военачальников, чью память сожрала амнезия:
– …Идиоты, думали только о своих дачах на Рублевском шоссе. Нагадили, а нам до сих пор расхлебывать приходится.
Уточнив на карте место расположения долины и недостроенного газового хранилища, полковник связался со штабом, лаконично обрисовал ситуацию и возможные последствия, а потом поднял глаза на Верещагина:
– Ты, капитан, боевой мужик и большой молодец. Но посылать тебя со своими ребятами я не имею права. Это специальное подразделение, а ты из другой епархии. Если поймаешь пулю, с меня погоны снимут.
Верещагин понимал, что полковник формально прав и что не страх за звезды на погонах заставил Бородавника произнести эти слова. В спецназовцах полковник был уверен. А от их работы сейчас очень многое зависело. Они выдвигались на передний рубеж. Любая оплошность могла превратить долину в центр грандиозной катастрофы.
Сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, Верещагин сказал:
– Там мой боец, понимаете?!
Полковник поднял покрасневшие от напряжения глаза. Он нахмурился, намереваясь пресечь нарушающего субординацию офицера. Он даже приготовил короткую речь, объясняющую, что на войне нет места личному, и нечего тут разводить сентиментальщину. Но полковника опередил Бойцов.
Выйдя вперед, майор твердо произнес:
– У меня к Фейсалу тоже личный счет имеется. Еще с Афгана за Печникова не поквитался. Может, и меня от операции отстраните? – Сообразив, что перегибает палку, Бойцов уже мягче добавил: – Я за Верещагина ручаюсь. Он не подведет.
Вернувшийся к изучению карты полковник с деланой раздраженностью буркнул:
– Никакой дисциплины! Как был бардак в войсках, так и остался. Партизанщина какая-то. – Приняв решение, он выпрямился. – Будь по-вашему. Некогда морали читать. Капитан Верещагин, по особому распоряжению на время проведения операции вы включены в состав спецподразделения ГРУ.
В «вертушке» Верещагину выдали форму с нашитыми полосками черно-зеленого цвета и предложили на выбор арсенал оружия. Десантник взял безотказный «калашников» калибра 7,62 и несколько снаряженных магазинов к нему. Вооружение остальных спецназовцев было более разнообразным. Меланхоличный Шваб, к примеру, вдобавок к снайперской винтовке Драгунова, снабженной лазерным целеуказателем, присовокупил набор метательных ножей, американский револьвер системы «Смит энд Вессон», не утрачивающий способности стрелять даже в воде, и еще какое-то вооружение явно из ряда опытных образцов.
– Кудряво живете, – отметил Верещагин, удивленный обилием самого современного оружия.
Спецназовец, устраивающий в ушной раковине наушник рации, хитро улыбнулся:
– Теперь на железо грех жаловаться. А раньше, до Путина, жили, как все. Собирали с миру по нитке. Можно сказать, бедствовали…
Преодолев путь от места высадки стремительным марш-броском, спецназовцы заняли выбранные позиции по обе стороны долины. К командиру начала стекаться информация. Поток донесений плыл через наушники к Бойцову. Даже не видя всей местности, майор уже мог представить географию Волчьей пасти. Впрочем, спецназовцев интересовали вагончики и дощатый барак в конце долины. Именно вокруг этих зданий вились боевики.
